Звездолёт «Гармония»: Дипломатия глубины

Холодная, почти жидкая гладь пульта учебного симулятора сливалась с нервными окончаниями пальцев Марка Соколова, передавая не только тактильные сигналы, но и едва уловимую вибрацию искусственной гравитации. Воздух здесь всегда пах стерильным озоном и пылью отфильтрованных системой рециркуляции частиц – запах абсолютного контроля. За виртуальным иллюминатором, обрамленным матовым черным пластиком, клубилась бездна туманности Угольный Мешок – космического левиафана, пожирающего даже призрачный свет далеких звезд. Его угольно-черная бархатистость, пронизанная редкими багровыми прожилками разогретого газа, казалась осязаемой, зловещей в своей неподвижности. Эта тьма была не пустотой, а сущностью, поглощающей надежду.

Его руки двигались над сенсорными панелями с безупречной точностью часового механизма, каждый жест отточен тысячами часов тренировок. Тактическая сетка, проецируемая прямо на сетчатку через нейроимплант, рисовала цифровые реки данных – векторы движения, энергетические сигнатуры, вероятностные модели угроз. Они сливались в единый, стремительный поток сознания, подчиняясь железной логике алгоритмов. "Курс 245 маркер 10. Цель «Альфа»: крейсер класса «Коготь». Расчет траектории уклонения: дельта-пируэт с коррекцией по оси Y на 0.3 радиана… Время до перехвата: 47.3 секунды." Голос симулятора был бесстрастен, как скрип пера на древнем пергаменте судьбы.

Логика царила здесь безраздельно. В стерильном вакууме симуляций, где ошибка стоила лишь перезагрузки и сухого щелчка системного сброса, он был богом. Он мог заставить корабль танцевать среди метеоритных роев, уворачиваться от сокрушительных залпов, находить единственную щель в неприступной обороне. Здесь его решения были кристально чистые, неомраченные. Но богом, чей стальной трон содрогнулся бы при мысли о настоящем вакууме, о настоящем огне, вырывающемся из развороченных переборок, о настоящем крике боли в наушниках, таком громком и близком, что он проникает сквозь шум двигателей и звон тревоги прямо в кости… Слабый пунктир этой мысли, как помеха на чистом сигнале, тут же был подавлен, загнан в самый дальний угол подсознания. Не сейчас. Не здесь.

Дипломат-пилот. Миротворец в броне звездного крейсера. Вот единственное уравнение, решением которого была его жизнь. Формула, выученная наизусть с детства, после того как война унесла родителей и оставила его в холодных стенах Академии Сириуса. Мир – высшая цель. Но мир, добытый силой и точным расчетом. Без слабости.

Рапорт о блестящих результатах лег на стол капитана Петровой бесшумным электронным призраком – строки безупречных цифр, графики идеальных маневров. Приглашение на борт «Гармонии», флагмана дипломатической флотилии, направляющейся к таинственной Океании, было не наградой, а неизбежным, логичным выводом этого уравнения. Следующим шагом в безупречной карьере. Глубины космоса манили беззвездным мраком Угольного Мешка и аквамариновым сиянием далекого водного гиганта. И лишь где-то в самой темной глубине его собственного существа, под слоями вымуштрованной дисциплины, таился холодный страх перед глубинами настоящими – перед чудовищным давлением океанских бездн Океании, которое могло сплющить корпус как скорлупу; перед абсолютной неизвестностью того, что скрывается под ее волнами; перед тем роковым моментом, когда холодный расчет может дать сбой под огнем, и тогда останется только животный ужас, парализующий волю. Страх, что он – всего лишь продукт симулятора, и в настоящем бою его уравнения рассыплются в прах.

Вспомнилось лицо старого инструктора по тактике, Громова, с его шрамом через левую бровь – подарком реального боя на Поясе Астероидов. "Симулятор, Соколов, – хрипел он, окутываясь едким дымом дешевой сигары, – он учит тебя что делать. Но не учит как это делать, когда тебе в уши орет умирающий наводчик, когда трясет так, что зубы вылетают, а по экрану течет кровь. Вот тогда и узнаешь, из чего ты сделан. Из стали или из трухи." Марк тогда лишь стиснул челюсти, уверенный в своей стали. Теперь же, глядя в бездну Угольного Мешка, он впервые почувствовал холодок сомнения. Труха. Может, он всего лишь труха?