Никто не знал, что скрывается за этой дверью. Вплоть до того момента, когда эта дверь приоткрылась и позволила заглянуть внутрь.
* * *
Несмотря на начало весны, после захода солнца и с наступлением темноты на улице было довольно прохладно. Хан Соджон сошла с поезда на станции Ёнмун и встала ждать автобус. Жестяная табличка с проржавевшими краями, перенаправляющая пассажиров на старый автовокзал, поскрипывала на ветру.
Под вечер в автобусе сидели лишь Хан Соджон да заснувшая пожилая пара. На дороге к туристическому комплексу не было фонарей, и казалось, что весь мир поглотила тьма, кромешность которой нарушал лишь свет от фар автобуса. За окнами медленно проплывали пейзажи; когда автобус приближался к домам или придорожному кафе, тьма отступала, но лишь затем, чтобы в следующий момент снова поглотить все пространство.
Хан Соджон сошла на остановке у въезда на курорт. На абсолютно пустой парковке стоял информационный киоск с темными окнами; вдаль уходила дорога – по ней Хан Соджон и нужно было идти. По пути встречались кафе; по всей видимости, они рано закрывались – нигде не горел свет. На небе не было видно ни одной звезды, а в горном воздухе ощущалась сырость. Смутное чувство тревоги сдавливало грудь.
Курорт располагался на гребне горы Ёнмун, окруженный склонами. Конечно, мало кто добирался до него пешком; это было типичное место, куда люди ездили семьями или парами, чтобы приобрести счастливые воспоминания, – обычно для этого они могли воспользоваться шаттлом или приехать на машине. Место, чтобы показать всем, что ты чего-то стоишь, выкладывая в социальные сети фотографии на фоне отеля и в качестве признания получая сотни, даже тысячи лайков. Место, куда едут с легкой душой под звук двигателя, вдыхая аромат машинного масла и кедров, что, словно швейцары, выстроились с обеих сторон дороги, на которой нет следов ног, потому что никто не ходит по ней пешком…
Соджон же шла. Она подумывала о том, чтобы взять такси от станции, но решила не привлекать лишнего внимания.
«Солаз резорт энд гольф». Название курорта было выгравировано золотом на большой белой прямоугольной вывеске. Рядом примостилось изящное боярышниковое деревце. Боярышник только начинал распускаться. Когда весна вступит в свои права, его цветы окончательно распустятся под солнцем, и он словно станет белым пушистым облаком. Майские цветы. Кажется, в Европе каждый год 1 мая цветами боярышника украшают дома… Говорят, это символизирует счастье.
Хан Соджон подошла к отелю. Швейцар отворил ей тяжелую стеклянную дверь. Да, тот самый вроде как «шестизвездочный» отель… Просторное лобби было полностью отделано мрамором; величественные колонны, словно сделанные по образцам из древнегреческих храмов, провожали в зону отдыха. Винтовая лестница уходила на второй этаж, откуда открывался вид на лобби.
Потолок казался недосягаемо высок даже со второго этажа. Прямые лучи подсветки уходили ввысь, будто лучи естественного света, заполняя потолок и освещая пространство. Они тянулись сквозь окно, прерываясь у черной гладкой поверхности пруда, вырытого, вероятно, еще при закладывании отеля.
Смеющиеся люди, наслаждающиеся праздником жизни, сновали по территории курорта. Выражений их лиц нельзя было повторить, а на этот праздник жизни – попасть; для Соджон все это было лишь доказательством ее собственной плачевной ситуации.
Она немного побродила вокруг, а затем направилась к стойке регистрации.
– Я к Ким Гихону.
Мужчина с телефонной трубкой в руке на другом конце лобби обернулся к Соджон и, положив трубку, подошел к ней.