О Чернолесье, средоточье
Власти.
Твои дубравы черные
открыты
Для всех, кто силой
наделен и страстью,
Для тех, кто кровью
наделен забытой.
Тот, кто с рожденья
связан Договором,
Сюда придет твоих
дубов коснуться,
И вновь уйти, чтобы,
однако скоро
Под сень твоих дерев
опять вернуться.
О Чернолесье, долгом
невозвратным
Мы связаны с тобою
волей судеб.
И эту связь не
разомкнуть обратно.
Мы чародеи. Не
совсем мы люди.
Мы чародеи, а еще мы
люди -
И беспристрастно
свет хранить не можем.
Среди людей мы:
ненавидим, любим,
И ошибаемся мы
зачастую тоже.
Оплачивать свои
ошибки жизнью
Предписано законом
равновесья.
Но изменить судьбу,
в надежде зыбкой,
К тебе опять
приходим, Чернолесье.
Отблески от мерцающего над столом светового
кристалла дробились гранями на высоких сводах. Полутемный кабинет
находился в башне старинного замка и не блистал богатством отделки:
каменные стены задрапированы старинными гобеленами с изображением
древних битв, там, где не были заставлены высокими шкафами.
Большинство из них, до самого потолка были забиты
толстыми фолиантами, свитками и рукописными грамотами, на которых
родные лиорийские буквы соседствовали с непонятными закорючками
чужих языков, вычурными рунами мертвых наречий, сложными схемами и
чертежами.
Полки оставшихся двух шкафов занимали разных форм,
цветов и размеров пузырьки, колбы и другие емкости непонятного
назначения. Огромный письменный стол стоял около стрельчатого
башенного окошка. Впрочем, сейчас все равно была ночь, и свет луны
терялся в ярком свечении кристалла.
Казалось, что это кабинет великого чародея или, в
крайнем случае, алхимика, но за столом сидела молодая женщина в
кожаных охотничьих штанах и свободной белой рубахе. Она
сосредоточенно водила по пергаменту тонким пером, иногда прерываясь
и сверля невидящим взглядом воздух за окном. Ее лицо не поражало
неземной красотой, ее глаза не таили в себе мудрости великих
знаний. Это было обычное, открытое миловидное личико, тонкие черты
которого портили совершенно неаристократичный загар и выражение
какой-то затаенной печали. Темные, бесконтрольно отросшие волосы
были небрежно стянуты шнурком на затылке и неровными прядками
спускались на шею.
- Мама, мама, - неприметная дверь между шкафами
резко распахнулась, и в комнату влетел мальчик лет десяти. Черные
растрепанные вихры, выбивались из-под такого же, как у женщины,
шнурка, - Эния сказала, что наша гостья пришла в себя, выпила
бульон, и теперь спит.
- Ну и прекрасно, милый. - Хозяйка кабинета отложила
перо и обняла подбежавшего сына. - Завтра мы поговорим с ней и
узнаем, какие новости она нам привезла.
- Миледи графиня, - в комнату заглянула пожилая
дама, одетая в черное платье, строгость которого нарушалась только
очками на цепочке, висящими на шее. Седые волосы ее были заплетены
и убраны в высокую прическу. - Простите, он побежал к вам, как
только услышал новости о молодой леди, нашей гостье. Я не смогла
его остановить. Юный Хальмий, вы совершенно не слушаете меня!
- Ничего страшного, мадам Эния, ваш приход не
помешал, - улыбнулась женщина, ласково перебирая непослушные пряди
сына.
- Я не Хальмий, мое имя Хальм! Это древнее имя
великого героя Севера! Почему вы всегда называете меня не моим
именем? - надулся мальчишка.
- Возможно, потому, что по-лиорийски твое имя звучит
именно так, сынок.
- Мне не нравится! Когда я вырасту, то тоже стану
великим воином, вот! - И, с беспокойством глядя на мать, спросил. -
Но ведь какие бы вести наша гостья ни принесла, я все равно поеду
учиться? Ты не передумаешь?
- Конечно, мой хороший, если ты так хочешь. Я ведь
обещала тебе, - графиня кивнула воспитательнице, отпуская, и та
тихо вышла за дверь.
