Просторная белая равнина ютилась в
окружении скалистых гор, словно дно гигантской чаши. Здесь было
удивительно спокойно – бесконечный снег падал с выцветшего неба
ровными линиями и, ничем не тревожимый, безмятежно покрывал землю
собой, наполняя мир холодными искрами. Ветер бился где-то снаружи
и, побежденный, ложился у подножия неукротимых гор – не в силах он
был нарушить покой долины, открытой лишь равнодушному взору
бледного неба. А в центре равнины, нарушая безупречность снежного
покрова, причудливым строением возвышался странный дом. Сотворенный
стихией природы или же неловкой рукою человека, он представлял
собой нагромождение глыб изо льда. Большая часть строения была
занесена плотно сбитым за много лет снегом, но кое-где местами еще
виднелся полупрозрачный, чуть голубоватый лед.
Несмотря на отсутствие ветра в
долине, где единственным признаком жизни были мерно падающие белые
хлопья, в застывшем воздухе повис пронзительный холод, и рождался
он внутри странного дома, расходясь от него в разные стороны, по
всей равнине, до неровных осколков горных хребтов и вершин.
Не было входа ни в одной из четырех
стен постройки – свято охраняла она свою тайну, а потому никто не
мог увидеть вросшую в землю удивительную ледяную скульптуру,
настолько искусно сделанную, что, найдись в этом месте зритель, ему
бы непременно показалось, будто человек вот-вот оживет. Откроет
глаза, о цвете которых пока оставалось только гадать, поднимет
сильную руку, проведет тонкими пальцами по бледному лицу, смахивая
с него остатки сна и словно маску срывая корку льда. Наклонит
голову, от чего несколько прядей жемчужного цвета волос упадут ему
на плечи, а длинная челка скроет выражение глаз. Чуть потянется,
разминая гибкое стройное тело, сделает первый неуверенный шаг и
приблизится к человеку, ставшему свидетелем его пробуждения, чтобы
узнать, сколько лет он провел в заточении.
Но все это будет лишь игрой
воображения, а пока скульптура стоит в неподвижности, продолжая
выплескивать холод из своих бесконечных глубин.
С протяжным стоном я уронила голову
на книгу и глухо состукала лбом о потрепанную обложку. Мне не
успеть! Разве можно за одну ночь найти такое заклинание призыва
арэйнов, которое удивит преподавателя, за время своей долгой
профессиональной деятельности чего только не повидавшего! Как
назло, на этой неделе я совсем забегалась, подменяя на работе
приболевшую подругу, а потому о требованиях магистра Истиана забыла
совершенно. Стыдно признать, но если б не вопрос
полюбопытствовавшего однокурсника, вспомнила бы я о данном задании
только на паре, когда стало бы слишком поздно. Честно говоря, я
очень сомневалась, что и сейчас еще не было слишком поздно, чтобы
подготовиться к утреннему занятию. По крайней мере, подготовиться
на оценку «удовлетворительно», ведь к шестому курсу все студенты
прекрасно знали – удовлетворить магистра Истиана бывало крайне
затруднительно.
Лениво приподнявшись с бесполезной
книги, не порадовавшей наличием каких-либо редких заклинаний, я
удрученно покосилась на часы. Одиннадцать вечера. Еще в девять
часов библиотека начала пустеть – посетители медленно расходились
по домам, спустя какое-то время оставив меня в полном
одиночестве.
Вытянутыми тенями возвышались
стеллажи, мрачно наступая на отведенный читателям уголок. Такие
места, состоявшие из трех или четырех столов, были разбросаны по
всему залу библиотеки, что позволяло посетителям в случае
необходимости знакомиться с выбранной литературой в уютном,
уединенном закутке. Два соседних стола пустовали, а на моем была
навалена куча просмотренных, но с разочарованием отвергнутых книг.
Оранжевый огонек в глубине хрустальной чаши на тонкой ножке одиноко
освещал небольшое пространство. За окнами царила ночь, проливая в
зал густую темноту, что набегала отовсюду и с каждым мгновением все
более настойчиво пыталась потеснить единственный источник света.
Узкие ряды книжных шкафов в разные стороны расходились от
читального уголка, но уже через несколько шагов утопали в темноте,
пугая своими беспроглядными глубинами. Усталость навевала
неприятные ощущения, словно я просидела в книжных лабиринтах целую
Вечность и теперь никогда не сумею найти дорогу к свободе.
Нетерпение давно сменилось сильным утомлением и вялостью, оставив
только одно желание – скорей погрузиться в сон, пусть даже прямо
здесь, развалившись на неудобном деревянном стуле.