— Ненавижу! — скрипела зубами Вилли,
гипнотизируя взглядом листья на кусте шиповника, а в груди бушевал
ураган ненависти и злости. — Ненавижу! Не-на-ви-жу! Я вам всем
покажу!
Она напряглась, разгоняя кровь,
взмахнула руками и направила растопыренные пальцы на ветки. От
нетерпения у нее чесались ладони, внутри горел огонь, только что из
ноздрей пар не шел, так она старалась направить поток энергии на
куст и сдернуть с него все бутоны разом усилием воли.
В мозги веретеном вкручивалась мысль
о брате, которого сломали, унизили, почти лишили жизни эти мерзкие
уроды из академии. Ветки шиповника напоминали Вилли врагов, она
видела сквозь них размытые силуэты и готова была бить, ломать и
терзать противников.
Кто они, Вилли не представляла,
ненавидела заочно, но душа рвалась к мести, которая сжигала
изнутри, лишала покоя.
— Ну, давай же! — отчаянно приказала
она себе. — Давай!
Но, увы!
На ее яростный посыл откликнулся
только пожухлый бутон. Лепестки отрывались по одному, плавно
опускались и лишь у самой земли закручивались в крохотную
спираль.
Это, конечно, было совсем не то,
чего добивалась девушка, но она просто горела азартом доказать всем
высокородным зазнайкам, что обычный человек из бедной семьи тоже
обладает талантом и может учиться в академии Света.
Вот сейчас… еще чуть-чуть… и она как
сотворит чудо, как…
Но куст по-прежнему оставался
неподвижным, словно издевался над стараниями доморощенного
мага.
От разочарования захотелось плакать,
Вилли до зарезу нужно было проникнуть на землю академии. Весть о
том, что именно там с братом случилось что-то настолько страшное,
что он уже год лежал в постели, медленно умирая от неизвестного
недуга, терзала голову девушки день и ночь.
Она наклонилась, схватила палку и
уже замахнулась, чтобы пройтись по несговорчивым веткам, сбить все
бутоны до последнего, но замерла: из бутонов появятся цветы, из
цветов — плоды, которые еще пригодятся для больного Юла.
Вилли развернулась и побрела через
двор к покосившейся хижине. Приближались очередные вступительные
испытания, а идеи, как прорваться на загадочную территорию, у
девушки так не было.
Вилли села на ступеньку крыльца и
задумалась. Сзади скрипнула дверь, и сразу девушка услышала
надрывный кашель. Мать вышла, держа в руках миску с водой, одного
взгляда было достаточно, чтобы заметить в ней кровь.
— Юлу опять плохо? — тихо спросила
девушка, а сердце сжалось от невыносимой тоски и боли.
— Да.
— Я позову лекаря.
Вилли вскочила, дернулась бежать, но
мать схватила ее за рукав и отчаянно покачала головой:
— На лекаря нет денег.
— Тогда я к травнику.
— Отвары и настойки больше не
помогают.
— Но… надо же что-то делать, —
горячо зашептала Вилли, оглядываясь на распахнутую дверь.
Мать лишь устало махнула рукой и
шаркающей походкой побрела к очагу.
— Сестра, это ты? — позвал брат из
комнаты и снова закашлялся.
— Юл, подожди, я сейчас, мигом!
Вилли сорвалась с места, заметалась,
не зная, куда податься, но подхватила юбки и бросилась вон со
двора. Она неслась по переулку и прикидывала, у кого может занять
несколько мелких монет, чтобы оплатить лекаря.
***
Вот уже год, как брат не вставал с
постели, долгий и тяжелый год. Еще недавно цветущий и красивый
юноша, надежда и опора семьи, был полон сил. Он учился в великой
академии Света, подавал большие надежды, собирался выгодно жениться
и смотрел открытым взглядом на мир.
А теперь лежал, прикованный к
постели, не в силах даже пошевелиться, и разговаривал шепотом,
потому что от напряжения связок начинался приступ безудержного
кашля.
Что с ним случилось, ни мама, ни
Вилли не знали. Просто однажды Юл пришел, шатаясь, домой, бросил
котомку с учебниками на пол и упал. Ни слезы матери, ни расспросы
сестры не помогли понять правду, брат упрямо молчал, отворачивался
и таял на глазах.