ПРОЛОГ.
"Пепел и лилии"
Пожар начался не с огня.
Сначала был запах.
Запах, который царапал изнутри. Не гари – нет. Сладкий, как мамины духи, но горький на вдохе. Как если бы цветы решили умереть. Лилия и что-то едкое, металлическое. Алиса не знала слова «порох», но знала: этот запах был опасным. Как будто воздух стал стеклянным и мог порезать изнутри.
Она сидела на мраморной ступеньке у входа в зал, сжав в руках свою куклу. У той было чёрное пятно на коленке, как у неё самой – только у куклы оно было нарисовано, а у неё – настоящее. Платье белое, как у невесты. Или как у покойницы.
Вокруг плыли люди. Они смеялись, шептались, поднимали бокалы. Шампанское в них пузырилось – и вдруг, как будто закипело. Алиса не сразу поняла, что стало жарко.
Кто-то уронил фужер. Хруст. Как будто ледяная змея пролезла по полу. Никто не обернулся. Все продолжали двигаться – будто были тенями, уже мёртвыми.
Она увидела отца. Он разговаривал с женщиной в блестящем платье. Та не моргала. Её губы двигались, но звук выходил чужой – как будто кто-то говорил за неё изнутри.
Мама стояла чуть в стороне. Гладила кольцо на пальце. Знак – так Алиса это называла. Если мама вертит кольцо, значит, тревожно. Плохо. Значит, скоро – шёпот, потом – крик. Потом – тишина.
Кукла выскользнула из её рук. Упала лицом вниз.
Скрип. За спиной. Алиса вздрогнула.
Не дерева – металла. Как будто кто-то открывал дверь в подвал. Или гробницу.
Мальчик стоял у лестницы.
Он был почти как взрослый. В костюме. Слишком большом. Волосы – чёрные, как мокрый уголь. Глаза – как лёд, под которым плещется что-то дикое. Он смотрел не на неё. На тьму наверху лестницы.
– Там кто-то зовёт, – сказал он. – Она сказала твоё имя.
Голос был тихий, но Алиса услышала. Мама? Возможно. Там, вверху, действительно было что-то… знакомое. Как если бы её любимая колыбельная прозвучала, наоборот.
Она встала. Сделала шаг.
Мальчик – Дэмиен, она узнала позже – повернулся и пошёл первым.
Наверх.
Зал наверху был старым. Воздух – тяжёлым. Свечи дрожали. Не от сквозняка. От чего-то другого. Стены будто потели тенями. Пламя отбрасывало силуэты, которые не совпадали с людьми. Они шли вперёд. Или назад. Или раньше времени.
Картина висела в центре. Большая. Чёрная рама. Пыль на стекле. А под ней – женщина.
Она стояла в огне. Но не горела. Или горела – но как будто ей это нравилось.
Её лицо…
Алиса замерла.
Глаза – как у неё. Но зрачки – чужие. Глубокие. Тёмные. Как у мальчика. Как у Дэмиена.
Они стояли рядом. Смотрели. Дэмиен не моргал. Алиса не дышала. Губы женщины шевельнулись. Не как у живых – будто кто-то дёргал за невидимые нитки. Из уголка рта стекала капля краски. Или крови. Алиса вдруг поняла: это не огонь пожирает её. Это она пожирает огонь. Мама вошла в зал. Она шла быстро…
Мама вошла в зал. Она шла быстро. Платье на ней было лёгким, но двигалось, как тяжёлый шёлк. В руках – что-то белое. Бумаги? Или… часть картины?
Отец остановился возле неё.
– Это не она, – голос у мамы был тихим, но Алиса услышала. – Это не оригинал. Слой не тот. Цвет пепла другой.
Пепел? Откуда она знает, какого цвета пепел?
Картина дрогнула. Не тень. Сама ткань – как будто под ней что-то вздохнуло.
Внизу снова что-то разбилось. Потом – крик. Затем звук, будто стекло режет по коже. Протяжный. Хриплый. Как смерть, которая потеряла голос.
Пламя вспыхнуло с правой стороны картины. С рамки. Как по шву. Как по венам.
Алиса шагнула назад. Ударилась спиной о колонну. Хотела закричать, но во рту – пусто. Как будто язык исчез.
Мальчик стоял рядом. Он не двигался.
– Это она, – сказал он. – Женщина в пламени.
Алиса посмотрела на него. Его рука тянулась к ней. Он схватил её запястье. Сильно.
В этот момент боль пронзила её руку. Как иголки. Как раскалённая проволока. Она открыла рот – и одновременно с ней закричал он.
