Глава 1
Утро пришло в порт без солнца, но с чёткой линией горизонта, как лезвие под припухшим веком. Ветреная Бухта всегда так встречала воскресенье – будто море, отработав ночную смену, не хотело разговаривать, только дышало глубоко и ровно. Накануне на стол Елены лёг конверт с осколком и прямой фразой: «ОСТАЛОСЬ ЧЕТЫРЕ». Ночь она проспала как человек, который держал в ладони холодный металл и не решился разжать пальцы. Утром телефон взвился двумя короткими – Климов: «Порт. Лодка. Без тела». И все мысли, что ещё пытались устроиться в слово «отпуск», исчезли.
Причал тянулся вдоль набережной, оседая зелёным мхом на сваях. Сеть мокрых следов указывала, где прошли рыбаки, где задержались, где разошлись. За спиной булькал дизель «Емели», единственного траулера, который ночью выходил в бухту, и кто-то из матросов ругался на вполголоса – ругался не на людей, на холод. Елена шла между ящиков для ставриды, не касаясь их плечом – чтобы не забрать на пиджак чужой запах. Серов ждал у крайней тумбы, сутулясь, чтобы ветер не выдувал из ушей жар. Шапка была надвинута на глаза, телефон – в руке, но он не снимал: в такие минуты экран – как случайное отражение, лучше его гасить.
– Там, – сказал он, кивнув в сторону гулко стучащей о борт лодки. – «Авдотья». Прибило к камню. Внутри кровь. Много. Тела нет.
Лодка была маленькой, с облупленной зелёной краской и буквами названия, от которых остались «ВД…Я». На носу – спутанный канат. На сиденье – тёмный, почти чёрный след, обведённый беловатой каймой соли, как если бы кровь успела сначала высохнуть, а потом её корка набрала в себя туман. Елена склонилась, опираясь ладонью в холодный борт, и подумала, что море никогда не отдаёт быстро. Даже если берёт всего на один вздох – оно умеет держать.
– Кто вызвал? – спросила, не отрывая взгляда от сгустков.
– Сторож с «Маяка», – ответил Серов. – Говорит, в четыре сорок пять заметил, что шварт не на месте, а лодка пляшет. Подошёл – пусто. Позвонил в часть. Климов уже людей поднимает.
По настилу приближались двое в резиновых сапогах. Один – дежурный с порта, усы в разводах соли. Второй – парень лет двадцати, из тех, кому ещё интересно смотреть. Он шёл осторожно, как будто боялся наступить на чужую историю.
– Я – Павлик, – представился второй, когда Серов кивнул. – Я тут… помогаю. Ночью, если надо.
– Что видел, Павлик? – спросила Елена.
Он пожал плечами, но не растерялся.
– Поздно уже было. Часов в два. Я стоял вот здесь, – он показал на лавку между двумя тумбами, – курил. Я видел… – он нахмурился, вспоминая, – человека. У воды. Просто стоял, смотрел на волны, как в зеркало. Без шуток. Прямо – как загипнотизированный. Протянул руку – как будто хочет потрогать. Только не дотронулся. Потом – ушёл. Я подумал… ну, мало ли. А в четыре вышел сторож – уже лодка.
Елена перевела взгляд на лавку. На тёмной древесине, вблизи самого края, где соль белит волокна, отпечатался след ладони. Рельефный, как печать. Пальцы длинные, без грубых мозолей; по крайней мере так показалось. Она подняла телефон, сбросила свет экрана и только сфотографировала – два кадра, с линейкой и без. Серов молча поставил рядом пачку сигарет – как ориентир масштаба, и Елена едва заметно поблагодарила взглядом.
– Фигура? – спросила она у Павлика.
– Высокий, – ответил тот. – Плащ какой-то. Или пальто. И – шапка. Я не стал подходить. Мало ли. Ночью все кажутся не теми.
Ветер шевелил полосы тумана, как занавесы. На штормовой полосе ближе к выходу из бухты белели хребты зыби. Елена присела на корточки у борта лодки. На дне, между двумя досками, поблёскивал что-то неровный кусочек. Она надела перчатки, взяла пинцет. Осколок вышел из щели неохотно, словно прилип к дереву. На ладони лежало стекло – грань блеснула тёмно-серебряной полосой.
