Глава 1
Часы показывали 02:47, когда Елена поняла, что этой ночью сна не будет. Квартира утонула в полумраке – жалюзи закрыты, свет не включён, только монитор на столе время от времени оживал холодным прямоугольником, будто кто-то на том конце экрана пытался моргнуть. Ветер гнал по окну редкие капли, и они звучали, как отмеряющий что-то метроном.
Елена сидела на полу, скрестив ноги, спиной к стене. Перед ней – ноутбук, десятки снимков, открытые папки, распечатанные протоколы, и между ними – четыре прозрачных пакета с осколками зеркал. Каждый с белой этикеткой, подписанной аккуратным почерком: I, III, V, VII. Остальные три она так и не нашла. Возможно, их не существует. А может, они просто ждут, когда кто-то откроет нужную дверь.
Свет экрана отражался в стекле, делая каждый пакет похожим на глаз – неподвижный, но наблюдающий. В этом взгляде было что-то живое, как будто осколки помнили, к кому они принадлежали. Она провела пальцем по одному – прохлада, почти боль. От прикосновения на коже осталась тонкая вибрация, словно стекло дышало.
На мониторе – фотографии. Марина, Ирина, Кудрин, Соколов. Четыре тела. Четыре зеркала. И один повторяющийся след – римские цифры, выгравированные на рамах, как будто кто-то вел счёт, приближаясь к финалу.
"Осталось двое." Эти слова теперь горели внутри неё, не давая покоя.
Елена щёлкнула мышью, увеличивая снимок стены из дома Кравченко. Там, где рядом с окровавленной ладонью проступала надпись. Буквы были написаны дрожащей рукой, будто автор боролся с собственным телом, но всё равно закончил фразу. «Осталось трое». Тогда они ещё не знали, что одно из «трёх» – она.
Она открыла следующую папку. Архивные документы санатория «Сосновый мыс». Сотни листов, сканы пожелтевших журналов. Психотерапевтическая программа «Рефлексия». Автор – А.С. Соколов. Семь зеркал. Семь пациентов. Семь грехов, которые можно излечить, если «встретить взгляд своего отражения». В теории всё выглядело как эксперимент в области когнитивной терапии. На деле – что-то иное. Что-то, что вышло за рамки эксперимента.
Она прокручивала страницы, останавливаясь на протоколах, где почерк Соколова постепенно становился всё более неровным, отчаянным.
"Они видят не то, что есть. Они видят то, что должны были скрыть."
"Отражения начинают отвечать."
"Я должен остановить их до того, как они станут множеством."
Строки дрожали на экране, будто написаны рукой, уже не принадлежащей живому человеку.
Елена поднялась. В комнате пахло пылью и кофе. На подоконнике стояла чашка, давно остывшая. Она подошла к окну, отодвинула штору. Снаружи – пустая улица. Свет фонарей тонул в тумане, и ветер шевелил провода, будто кто-то невидимый играется с невидимой струной.
На стекле – отражение комнаты. В нём всё то же: стол, бумаги, стул. Но когда она наклонилась ближе, в глубине, за её плечом, мелькнула тень. Очень быстрая, но отчётливая – как человек, проходящий мимо. Она обернулась. Пусто. Только стол, и тихое гудение монитора.
Она вернулась к столу, включила лампу. Свет оказался слишком жёстким – цвета поблекли, тени стали густыми. На стене, прямо перед ней, висела старая фотография, пожелтевшая от времени. Она сама – двадцатилетняя, короткие волосы, в белом халате. Газетная статья: «Молодой психиатр о новой методике терапии памяти».
Кто-то приколол фотографию кнопкой поверх другой – обрывка, где виднелся заголовок: «Трагедия в “Сосновом мысе”». Она не помнила, чтобы делала это сама.
Пальцы сжались. Она села, снова уставившись в стол. В ноутбуке на панели мигнуло уведомление – новое письмо. Адресат – неизвестен. Тема отсутствует.
Открыла.
В письме – всего одна строка:
«Ты слишком близко. Не отражай его.»
