- Есть ли у тебя душа?
- Я не знаю...а должна быть?
- Ну, она вроде, есть у всех
- Думаю, что у меня есть
- Откуда ты знаешь?
- Я чувствую боль, смех, снег, любовь, море, горы, слезы,
да...думаю она у меня есть!
– Итак, Кристина Викторовна, ваша бабушка, земля ей пухом,
оставила вам в наследство усадьбу, счет в банке и вот это, –
нотариус взяла со стола небольшой железный ящик и достала бумажный
пакет, запечатанный, как по старинке, красной, сургучной
печатью.
– Усадьбу? – Влад удивленно поднял одну бровь, ну сама
элегантность. Помню, в молодости, я хотела научиться так же,
приподнимать одну бровь, чем всех вводила в немой восторг, особенно
женщин. Красивое лицо красивого мужчины с такой бровью должно быть
запрещено законом. Влад мой родной брат, но даже на меня она
действовала, эта чертова бровь.
Влад сидел в кресле в кабинете нотариуса и так сюда вписывался, что
впору думать, будто он, например, прирожденный адвокат, но нет. Все
в нем, от зеркально начищенных итальянских ботинок из коричневой
мягкой кожи и до шейного платка, было писком моды, эталоном
дорогого мужского парфюма из рекламы. Ну что скрывать, я им
гордилась. Да, да именно шейным платком. Ну, скажите, кто в наше
время одевается на английский манер? Так вот он, мой брат, приятно
познакомиться. А на самом деле он был, точно не скажу кем, но
что-то там связано с компьютерами, с программами, для меня это
полная тьма. Я до такой степени гуманитарий, что для меня учебник
по математике как книга заклинаний на языке драконов. Наши родители
жили не так далеко, если лететь самолетом, – в Лондоне. Отец –
дипломат чего-то там, мать – владелица магазина, всякие аксессуары
из России. Типа меховых сумочек и шалей а-ля русская хохлома. Самое
странное, магазин пользовался бешенным успехом. Я, когда приезжала
к ним, только удивлялась, когда заходила туда. Наши русские и их
лондонские барышни крутились перед зеркалом в пуховых платках,
строя губки бантиком. В связи с модной нынче болезнью, все страны
позакрывались, и новый год мы будем праздновать без родителей. Они
каждый год старались приехать на майские праздники и рождество,
причем рождество их, католическое. Так модно, так правильно –
отмечать, начиная с католического рождества. Даже кабинет, в
котором мы сидели, был чисто английский: кожаные, глубокие кресла,
мебель темного дерева, тяжелый стол с дорогими штучками в виде
антикварной чернильницы и перьев. Позади нотариуса стоял шкаф,
забитый книгами, скорее всего тоже каким-то антиквариатом. Сама
дама-нотариус, вписывалась в кабинет, как будто здесь и жила.
Высокая, худощавая, прямая, как струна, с тонкой ниткой губ, ниткой
жемчуга и ракушкой в темных, с проседью волосах.
– Так что за усадьба? – спросил Влад. Я дернула его за рукав
дорогого пиджака в клетку. Состроила вопросительную рожу «ну не
помнишь, что ли?». Влад посмотрел на меня и будто что-то вспомнил.
– А, ну да, эта та, что в Агулово?
– Все верно, Владислав Викторович. – Нотариус поправила свои
маленькие золотые очки, которые угрожающе висели на кончике острого
носа, и продолжила: – Так вот, усадьба, конечно, не историческая
ценность, постройка довольна старая, но приличная. В 2010 году
Марья Ильинична сделала полный ремонт, включая отопление и
коммуникации с водой. Точно не могу сказать, но отчет есть в
документах. В усадьбе проведен интернет, телефон, все удобства.
Вот, я передаю вам все документы и ключи.
Нотариус протянула мне папку, запечатанный пакет и связку
ключей.
Мы все мило расшаркались и наконец-то вышли на улицу. До нового
года оставалась еще неделя, а Москва уже стояла в пробках. Падал
снег, но тут же таял, смешиваясь с крупными гранулами какого-то
вещества, которое было рассыпано везде.
