Несомненно, это был триумф.
Едва Нина вышла в фойе театра, как её ослепил шквал фотовспышек. За ним последовал приветственный рёв, и в следующий миг девушку плотным кольцом окружили зрители. Восклицания потрясённых, комплименты восхищённых, слова благодарности расчувствовавшихся, вопросы любопытных – всё это смешалось в одобрительный гул, который обрушился на девушку и своим напором буквально лишил дара речи.
Нина только и могла, что обводить взглядом восторженные лица своих новых поклонников, а ещё неловко касаться их пальцев, протянутых к ней в жадной надежде приобщиться к новой звезде Театра Откровения. Её сердце колотилось в сумасшедшем ритме, дыхание сбилось, она вспотела и не могла унять дрожь во всём теле.
Это был триумф, тот самый долгожданный триумф!
Она видела вокруг и коллег-актёров, разделяющих общее воодушевление, демонстрирующих Нине свою гордость за неё и отдающих дань уважения её таланту и трудолюбию. Пробившиеся в первый ряд корреспонденты тянули к ней микрофоны и настойчиво повторяли одни и те же вопросы, заготовив блокноты и диктофоны. Тем временем из арочных дверей фойе появлялись всё новые счастливые зрители…
Воистину, ради таких мгновений и стоит жить!
Среди толпы наконец появились и лица близких. Расталкивая возбуждённых фанатов, к Нине пробирались её отец, мама, дядя Ян, любимая подруга Агнес… Заплакав от радости, Нина бросилась в объятия родителей и…
Но ведь мама давно умерла.
Мама.
Умерла.
Сердце девушки всё ещё трепетало от счастья, но первая тень сомнения уже отравила ощущение победы. Нина растерянно переводила взгляд с довольного отца на нежно улыбающуюся мать, потом на ликующего дядю, на подмигивающую Агнес… Агнес? Но постойте, Агнес тоже не может быть здесь, она…
На смену восторгу пришло смятение.
Отец подался вперёд, желая заключить дочь в объятия. Нина на ослабевших ногах попыталась отступить, но потеряла равновесие и полетела на пол. Шок от удара заставил её на секунду зажмуриться…
И тогда чудесная реальность начала рассыпаться на глазах.
Смолкли вспышки фотоаппаратов, хрустальные люстры погасли одна за другой, а потом и сами люстры растворились в небытие, оставив взамен единственную тусклую лампочку под потолком. Воздух начал быстро терять тепло, из-за чего кожа Нины покрылась мурашками. Помещение неумолимо сжималось, угрожая раздавить присутствующих. Стены и паркет выцветали на глазах, приобретая структуру грубого бетона. Восторженный гул выродился в нечленораздельное гудение множества хриплых голосов.
Сперва лёгкая рябь пробежала по тёмным фигурам, всё ещё держащим Нину в плотном кольце. А потом зрители вокруг начали быстро оплывать, будто восковые свечи, за ненужностью перенесённые в печь.
И вот уже к Нине тянут костлявые руки около дюжины незнакомцев в рваных серых робах, до крайней степени исхудавших, грязных… Но страшнее всего их лица, вроде бы и человеческие, но лишённые всяких признаков разума. Тупые, светящиеся лишь примитивным инстинктом глаза, бессмысленно шевелящиеся бескровные губы, из уголка рта по заострившемуся подбородку стекает тонкая струйка слюны…
Нина жалобно всхлипнула. И будто в ответ на этот сдавленный звук нелепые пародии на человеческих существ вокруг неё тоскливо завыли. Ближайшие же к ней вцепились в изодранную ткань своих балахонов, откинули головы назад и издали гремучую смесь из смеха гиены и вороньего карканья.
«Бежать!» – это была первая и единственная мысль, которая хоть немного вывела Нину из состояния панического паралича. Она попыталась встать, но не тут-то было: её лодыжки, как, впрочем, и запястья, были накрепко стянуты толстым резиновым шнуром. Голыми руками такой шнур не развяжешь, разве что разрезать ножом.