Глава 1: Дорога в забытье
Автобус, потрепанный «ПАЗик», пропахший пылью, бензином и кислым запахом немытых тел, высадил Алину Соколову на обочине, словно ненужный груз. Водитель, мужик с вечно недовольным лицом, даже не взглянул на неё, просто хлопнул дверью и, пыхтя чёрным дымом, двинул дальше, в глубь бесконечных лесов.
Алина поправила ремень тяжёлой сумки с фотоаппаратом, запасными объективами и диктофоном, чувствуя, как налипшая за долгие часы пути пыль хрустит на зубах. Она огляделась. Деревня Тишь походила не просто на декорацию к забытому фильму ужасов, а на его финальные титры, когда зло победило и жизнь отсюда ушла навсегда.
Избы, покосившиеся от времени и безысходности, утопали в буйной, некошеной траве по пояс. Окна многих домов были заколочены крест-накрест, словно защищаясь от чего-то снаружи, а может, запирая что-то внутри. Воздух был густым и влажным, пах прелыми листьями, болотной тиной и чем-то ещё – сладковатым, трупным душком, который щекотал ноздри и вызывал лёгкую тошноту.
«Идиотская затея», – прошептала она себе под нос, с силой отдернув влажные пряди волос со лба. Мысль о статье, которая должна была спасти её репутацию после оглушительного провала с историей о коррупции в мэрии, грела сильнее, чем слабые лучи осеннего солнца. Редактор, скалясь, сказал: «Найди себе какую-нибудь деревенскую мистику, людям нравится эта чепуха и чтоб глаза мои тебя не видели пару недель». И вот она здесь. В этом богом забытом медвежьем углу, где, по словам анонимного источника в местном краеведческом чате, творилось нечто невообразимое: могилы на местном кладбище будто бы разрывались изнутри. Местные, если верить источнику, шептались о «нечисти» и «проклятии». Дешёвая сенсация. Идеально. А в городе тем временем шумиха уляжется и снова можно будет вернуться в журналистский строй.
Её приняли на почте, она же гостиница, с молчаливой, почти осязаемой враждебностью. Хозяйка, представившаяся тётей Валей, была женщиной с помятым лицом, и глазами-щёлочками, в которых не читалось ничего, кроме подозрения. Она молча приняла деньги за неделю вперёд и указала на дверь в единственный «номер» – каморку с железной кроватью, печкой-буржуйкой и столом, на котором лежала охапка прошлогодних газет, да чайником, который, судя по всему, закончил свою жизнь еще в прошлом столетии.
«Спасибо», – попыталась улыбнуться Алина.
Хозяйка что-то буркнула себе под нос и удалилась, оставив её наедине с давящей тишиной.
Алина села на край скрипучей кровати, пытаясь унять дрожь в руках. Сумка с оборудованием лежала у ног, но распаковывать её не хотелось – как будто это сделало бы её пребывание здесь реальным, необратимым. Она достала телефон: сигнал, как и ожидалось, был мёртвым – одна жалкая полоска мелькнула и исчезла. "Ладно, – подумала она, – это же деревня. Всё нормально". Тишина вокруг была не просто отсутствием шума – она была живой, пульсирующей, как дыхание чего-то огромного и невидимого. Снаружи, за окном, послышался далёкий скрип – то ли калитка, то ли что-то иное? Алина подошла к стеклу, вглядываясь в сгущающиеся сумерки. Деревня казалась ещё более заброшенной: ни света в окнах, ни движения. Только трава шелестела, словно шептала предупреждения.
Чтобы развеять накатившую панику, она схватила фотоаппарат и вышла на улицу. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая покосившиеся избы в кроваво-красный цвет. Церковь на холме манила, как маяк в этом океане забвения – её покосившиеся купола, увитые плющом, обещали хоть какую-то историю. Алина прильнула к видоискателю, настраивая фокус на трещинах в стенах, на кресте, который вот-вот упадёт. Щёлк-щёлк. Каждый кадр был как выстрел в тишину, облегчения не наступало, вместо этого, она каждой клеточкой ощущала, как кто-то смотрит на неё из теней. Шаги за спиной – тихие, шаркающие, – заставили замереть.