Она улыбалась.
Просто стояла рядом с сидящим на земле парнем, смотрела своими огромными глазами и улыбалась.
Он отвернулся. Убежденный в том, что мужские слезы не должен видеть никто, воспитанный быть сильным, он не мог переносить жалость и брезгливость в глазах других.
Но она не была похожа на других.
Усмехнувшись, сделала два шага вправо и снова стала напротив парня. Присела, расправив юбку, и заглянула в глаза. Затем помолчала немного, рассматривая красные от лопнувших сосудов мужские глаза, забавно двигая своим носом с мелкими вкраплениями веснушек, и снова улыбнулась.
Острый уголок сложенного вчетверо листа белой бумаги больно кольнул подушечку пальца.
Альба перевернула лист, согнула, провела по сгибу пальцем. Снова перевернула, сложила.
Ее движения были четкими, выверенными, годами доведенными до совершенства. Еще несколько секунд – и на ладошку опустился маленький бумажный журавлик.
Внизу на кухне послышались шаги, тихие слова утреннего разговора. Зашумел чайник, несколько раз открылась и вновь закрылась дверца холодильника. Было обычное утро понедельника.
Тетя Мэгги готовила завтрак. Альба усмехнулась – скорее всего, сегодня будут ее любимые блинчики. Кора их никогда не ела – мучное портит фигуру, – но все внимание в это время было направлено не на нее.
Альба вздохнула и устало опустила голову. Пружинка светлого локона с ярким малиновым кончиком упала на лицо. Альба сложила губы трубочкой, подула на него. Когда не помогло, подняла руку и заправила за ухо.
– Надеюсь, дружок, это ненадолго, – она посмотрела на журавлика, покрутила его в руках и спрятала в лежащую на кровати раскрытую сумку.
Оттянув на груди футболку и поправив измятое покрывало, она вышла из комнаты.
– Доброе утро, милая, – тетя Мэгги, услышав шаги, посмотрела на вошедшую на кухню Альбу, натянуто улыбнулась и нервно прокрутила в руках деревянную лопатку. Кивнула на стол. – Завтрак готов.
– Доброе, – ответная улыбка была искренней. Альба опустила на пол сумку и села на стул. – Не стоило вставать так рано. Мы с Корой могли позавтракать и в школе.
– Да, конечно. Но мне хотелось сделать первый день особенным.
Тетя снова улыбнулась и поставила на стол тарелку, доверху наполненную блинчиками. Альба проглотила грустный смешок.
– Нет, нет и нет. Мамулечка, я же говорила, что мучное в таком количестве вредно для организма.
Кора ворвалась на кухню, словно свежий бриз во время долгой засухи. Оставила один поцелуй на щеке у мамы, другой у сестры.
– Знаю, детка. И я тебя прекрасно слышала. В первый. И во второй. И даже в третий раз. Так что, – тетя Мэгги подхватила с рабочего стола тарелку и поставила ее перед Корой, – вот твой фруктовый салат.
Получив второй за утро поцелуй, пусть и воздушный на этот раз, Мэгги отодвинула свой стул и села за стол к девочкам. Сделала глоток кофе из большой кружки и рассмеялась, услышав возглас.
– О, боги. Я не хочу это видеть. Альба, не смей делать этого! Ты слышишь меня? Не смей.
– Что делать? – Альба округлила глаза и, глядя на сестру, невинно похлопала пышными ресницами. А потом медленно, будто ничего не понимая, наклонила над стопкой блинчиков носик соусника с кленовым сиропом внутри.
Кора закатила глаза, а Альба улыбнулась.
– Ты ведьма. И тебя сожгут на костре.
Первый кусочек блинчика раздразнил вкусовые рецепторы и впрыснул в кровь тонны дофамина, заставив глаза закрыться от удовольствия, а губы растянуться в улыбке.
– Надеюсь, это будет сегодня, – Альба проглотила блинчик и потянулась за следующим.
Кора отложила вилку.
– Все будет хорошо, – она с уверенностью заглянула сестре в глаза и, протянув руку, накрыла ее ладонь своей. – Мы в одном классе. Я всегда рядом. Просто помни об этом.