Я сильно спешила, отпросилась на час с работы, но судьба в
последнее время мне не благоволила. Прошло полтора месяца,
следователь так и не позвонил, сам трубку перестал брать через
неделю, а по общему телефону говорили, что он либо на выезде, либо
в отпуске, либо на больничном. Когда я перезвонила в один день с
разницей в два часа, а он из отпуска вышел на больничный, стало
очевидно, что разговора со мной он старательно избегает. Впрочем,
это было ясно и после пяти вызовов без ответа на мобильный, но я
привыкла искать и находить в людях только хорошее. Инга всегда
потешалась над этим, не понимала, но принимала меня такой, какая я
есть: немного странной, слегка зажатой.
Воспоминания о подруге отозвались тупой болью в сердце и я
ускорила шаг, то и дело поглядывая на часы. До конца его рабочего
дня оставалось всего пятнадцать минут, но я не теряла надежды
застать его, точно зная, что разговор не продлится дольше.
Навстречу мне сплошным потоком шли люди, я всматривалась в лица,
стараясь не пропустить следователя, если он уже отправился домой,
но продолжала двигаться к цели, то есть, к участку.
Знакомый затхлый запах ударил в нос, едва я открыла входную
дверь, как будто пытался вытолкнуть меня обратно, туда, где цветёт
черёмуха, где после дождя воздух свежий, а в лужах отражаются лучи
уходящего солнца, но я упрямо шагнула внутрь, проскользнув на
мокром линолеуме. Прошла узким коридором и постучала в третий
кабинет. Ответить мне не потрудились, я открыла дверь и по инерции
сделала несколько шагов, хотя нужный стол и так отлично
просматривался и был пуст.
- А Виктор Сергеевич… - промямлила, обращаясь сразу к двум его
коллегам, а один ответил, не поднимая головы:
- Его нет.
- А будет сегодня? - спросила заискивающе, он поднял голову с
недовольным видом и поморщился, узнав меня.
- Не докладывал, - ответил грубо, а я промямлила:
- Извините, - и начала пятиться к двери, опустив голову.
Нижняя губа дрожала, на глазах наворачивались слёзы, я
почувствовала движение за спиной, а тот, с кем я разговаривала,
посмотрел на меня выразительно и слегка мотнул головой. Я
обернулась, но никого позади уже не обнаружила. Слёзы покатились из
глаз, я быстро смахнула их и пошла из кабинета, отлично поняв, что
происходит: он не желал со мной разговаривать ни по телефону, ни
лично.
Открыла дверь, а мимо меня пронёсся, печатая шаг, второй мужчина
из кабинета и торопливо зашагал в противоположную от выхода
сторону.
- Может, хватит уже? - услышала в конце коридора и слегка
притормозила. - Расскажи, как есть, она так и будет таскаться.
- Тебе надо - ты и объясняйся, - ответил знакомый голос
раздраженно, - ещё я перед сопливыми девчонками не отчитывался, мне
начальства за глаза.
- Как по-взрослому, - вздохнул тот в ответ, послышались шаги, а
я быстро развернулась и почти бегом устремилась к выходу. Быть
застуканной за подслушиваем очень не хотелось. - Девушка! -
послышался грозный оклик, я встала, как вкопанная, не успев
свернуть за угол, поморщилась в досаде и осталась стоять
неподвижно. - Как там Вас? Шутова, Шотова…
- Шустова, - ответила, разворачиваясь, а он мотнул головой в
сторону кабинета:
- Зайдите.
Я засеменила обратно, села на указанный стул и сложила руки на
коленях, что, наверное, выглядело дико. Просто мой внешний вид
никак не вязался ни с моим мягким, покладистым характером, ни с
мироощущением, прочно закрепившись ещё со студенчества по
совершенно непонятным причинам. Инга называла это внутренним
протестом и с ухмылкой дарила на каждый день рождения очередную
сережку, а я настырно продолжала их носить.
- Какие у Вас вопросы? - спросил сдержанно.
- Как продвигается расследование? - голос дрогнул от волнения, а
он слегка растерялся. Почему-то люди полагают, что я должна быть
дерзкой грубиянкой.