Глава 1.
Юноша в зеленом парчовом платье медленно шагает по сцене. Его
кожа бела, как снег, коралловые губы приоткрыты, легкий румянец,
нанесенный на щеки и под глаза, символически подчеркивает юность.
Алебастровые кисти рук, словно лепестки или крылья птиц, взмывают
вверх, исполняя танец надежды. И отчаяния. В центре сюжета – гибель
прекрасной наложницы, брошенной своим господином после первой
брачной ночи. Руки и лицо – единственные обнаженные участки тела
актера. Все остальное целомудренно прикрыто. Юноша тянется вверх,
но вниз падают ложные рукава, под ними – другие, расшитые алым
узором, прикрывающие руку до пальцев. Он делает широкий шаг длинной
ногой - из разрезов зеленого платья показывается лишь алая нижняя
юбка. Алый – символ потерянной невинности. Девица уже нечиста,
извините – только что переспала со своим господином. Теперь пляшет,
изгибаясь и горюя, приближаясь к роковой черте, оплакивая
утраченную девственность и равнодушие любовника. На лицах
джентльменов и дам, сидящих в зрительном зале, попеременно
отражается вожделение и разочарование. Они бы хотели увидеть
белоснежные, гладко депилированные ноги паренька, но ставка тут на
то, что лучший возбудитель – это скрытое.
На этой планете, борделе для избалованных богачей, пьесы о
невинных наложницах, брошенных господами после первой брачной ночи,
а то еще и до нее, очень популярны. Люди здесь так пресыщены
развратом, что их трогают и возбуждают истории несчастной любви,
девственниц и потерянного целомудрия. Стивен весьма выразительно
изображает отчаяние бедных брошенок. У него вообще хорошо
получаются роли несчастных девиц. Отвергнутых, взятых силой,
умирающих от неразделенного чувства, беременных. Беременность –
особое «блюдо». Здесь такие сюжеты нарасхват, ибо проблемы с
деторождением, как везде, но в системе Медея – особенно. То ли
название беду принесло, то ли местные солнца. Сегодня у нас пьеса
без беременности, для затравки. А завтра, так уж и быть,
расстараемся.
Стоя за кулисами, я с удовольствием наблюдаю за движениями
Стива. Он хорош. Его субтильная нагримированная красота вызывает
нездоровый интерес даже у меня, что уж говорить о сидящих в зале
господах. Девушка из Стива получается прелестная, учитывая то, что
зрители прекрасно помнят о том, что он парень. Но это все – за счет
изображаемой им картинки, одухотворенного образа. Когда мы вернемся
в гримерку, и Стивен снимет ресницы и парик, передо мной опять
возникнет мой хороший приятель, не вызывающий у меня ничего, кроме
симпатии. Да, я знаю, что он неровно ко мне дышит, ему и девушки
нравятся, несмотря на обилие любовников мужского пола, но вся эта
андрогинность – это не мое. Если бы я еще знала, что мое...
Наш театр – пафосная компиляция из земных театральных традиций:
Япония, Китай, даже алеутские сказки. Намешано черт знает что, с
расчетом на то, что никто тут не знает, как оно там было, на Старой
Земле. Здесь люди не читают книг и не смотрят фильмы. Они заняты
удовлетворением плоти. Никто и не подозревает, с какой
безграмотностью и нежеланием изучать канон наш директор Марк
Бейзовиц первоначально резал все мои сценарии. Тогда я плюнула на
все и начала кропать эротическую лабуду «по мотивам». Получается
красиво, свежо и эротично. Мы гастролируем со стабильным успехом.
Однако Ферошия, планета в системе Медеи, всегда была вишенкой на
торте. Ферошия – роскошный отель, курорт, с лучшими борделями во
Вселенной, короче, гнездо разврата. Сюда приезжают оттянуться по
полной. Особенно популярна Ферошия у жителей маленьких пуританских
поселений в ближайших системах, ибо анонимность тут защищается на
планетарном уровне: вместо имен – псевдонимы и номера чипов и
штрих-кодов, вместо лиц, при желании, – карнавальные полумаски.
Здесь оседает столько денег, что на просыпанных крошках кормится
целая братия лицедеев, таких, как мы. Однако нам потребовалось два
года, чтобы нас в внесли лайн-ап. И вот – удача. Мы на сцене
«Гелиуса», довольно дорогого театра для тонких ценителей
прекрасного, специализирующегося на классическом и этническом
репертуаре.
