— Как ты хочешь?
Голос в наушнике сильный, вкрадчивый, ласковый. От него у меня
по спине и рукам бегут мурашки, и я не могу удержаться от рваного
вздоха, который выдает меня с потрохами. Он это слышит и необидно
смеется.
— Так как ты хочешь сегодня, Дина?
— Я хочу, чтобы ты говорил мне, что делать, — отвечаю ему хрипло
и жалею, что не принесла себе воды. Горло от волнения и возбуждения
пересохло так, что говорить тяжело. Впрочем, ничего удивительного:
я знаю, куда отправились все запасы воды в моем организме — между
ног все предательски намокло. Уже.
Никогда бы не подумала, что могу так быстро возбудиться. От
одной фразы, от одного звонка, от одного сообщения в чате.
Я не знаю, что он со мной делает. Но знаю, что мне это
нравится.
— Закрой дверь своей комнаты на ключ и сядь перед зеркалом.
Я подчиняюсь, сажусь на край кровати и смотрю на себя. На
полыхающие щеки и яркие губы, на тяжело вздымающуюся грудь под
тонкой тканью футболки.
— Медленно раздевайся. Представь, что делаешь это для меня, что
это я на тебя смотрю.
Черт, это запрещенный прием. Но я еле слышно выдыхаю «Да…» и
непослушными пальцами расстегиваю пуговицы на рубашке. Я даже не
успела переодеться после университета, когда он позвонил, но так
даже интереснее.
Рубашка сползает с плеч, на очереди юбка, которую снимать еще
проще. Чулки оставляю, трусики тоже, а вот бюстгальтер расстегиваю
и бросаю на кровать. Смотрю на себя его глазами и мне нравится то,
что я вижу.
— Я сделала, — тихо и смущенно говорю ему. И с досадой понимаю,
что мямлю, как школьница. Но с ним не получается быть раскованной и
кокетливой, как со всеми остальными. С ним с самого начала все идет
не так, как я привыкла, и это беспокоит.
— Умница, — хвалит меня теплый низкий голос. — Хочешь мне
что-нибудь показать?
— Да, — шепчу я и тянусь за телефоном.
Он изначально был против фото, но я не могу удержаться и иногда
ему что-то отправляю. Конечно, только такие, где не видно лица. Вот
и сегодня к нему летит фотография моих раздвинутых бедер,
перечеркнутых светлым кружевом чулок, а между ними кремовый
треугольник трусиков, на котором так ярко выделяется темное влажное
пятно.
— Блядь, — коротко выдыхает он через несколько секунд. — А ты
быстро учишься.
— Тебе понравилось?
— Да, мне очень понравилось. Ты здесь такая красивая, такая
возбужденная. Ты очень чувствительная девочка.
Еще несколько недель назад я бы только горько посмеялась над
этими словами, потому что прекрасно знала, кто я. Я бревно. Я та
самая девушка, которая обещает всей своей внешностью и всем своим
поведением ураган в постели, а по факту это даже на легкий ветерок
не тянет. Полный штиль.
Но что-то явно изменилось с тех пор, как мы стали общаться.
— Это ты меня заводишь, — честно говорю я.
— Ты сама себя заводишь, — я слышу в голосе теплую усмешку. — Я
просто помогаю. Снимай трусики, они все равно мокрые, и погладь
себя. И не сдерживайся — я хочу тебя слышать.
Я делаю все, как он сказал, и осторожно касаюсь влажной кожи,
покрасневшей от прилива крови и от того очень чувствительной. Это
приятно, и я тихо стону. Пальцы кружат по нежным складкам, ласкают
клитор, и я закрываю глаза, чтобы ничего не отвлекало от медленно
подступающего удовольствия.
— Не закрывай глаза, смотри на себя.
— Черт, откуда ты знаешь, — возмущаюсь я, и снова слышу его
тихий смех. Как же мне он нравится — такой искренний, мягкий, чуть
хрипловатый.
— Я все знаю, — весело говорит он, и я тоже улыбаюсь. Нет, он не
старше меня. Во всяком случае ненамного, а ведь вначале, пока я не
слышала его голос, ужасно боялась, что общаюсь с каким-то старым
извращенцем. Как-то не хочется в девятнадцать лет заниматься виртом
с тем, кому хорошо за пятьдесят.
