— Дрянь!
Полноватая женщина тащила девочку лет одиннадцати к выходу
из дома. Тащила грубо, схватив за копну рыжих волос.
— За что нам Бог дал тебя?! Почему я не утопила тебя в реке,
Дьявольское отродье?!
Девочка плакала. Крупные слезы катились по щекам, зачастую
попадая на обкусанные губы. Зелёные глазища казались ещё
больше, чем обычно.
— Духу чтобы твоего не было в нашем доме!
Она распахнула хлипкую дверцу, выталкивая ребёнка на улицу.
Девочка упала на колени, содрав кожу, что вызвало новый приступ
истерики. Зарыдав сильнее, она прижала руки к груди и согнулась,
лбом прислоняясь к земле. Сжималась телом, душой — мерзко,
страшно и обидно.
— И не возвращайся!
Дверь захлопнулась. Минут десять ещё рыженькая глотала
слезы, потом еле-еле поднялась, бросилась было обратно,
забарабанила в хлипкую дверцу. Никто не откликался, и
её попытки встречали только холодное безучастие.
— Мама! Я больше не буду! Отец, пожалуйста!
Ей всегда казалось, что папа любил её больше. Нет, он
вообще её любил. Иногда садился на кроватку рассказать сказку перед
сном, гладил по волосам и тяжело вздыхал. Глядел с горечью, называл
дочкой. Мать же никогда не упускала возможности упрекнуть её в
чем-то или даже дать пощёчину — дрянная девчонка! Но почему?
Девочка всхлипнула, утирая миниатюрный носик. Про таких говорят —
сказочно красива, а католики обычно применяют слово "дьявольски".
Большие глаза, в меру широкий лоб, губы тоже можно было бы назвать
идеальными, если бы не их вид — искусанные от нервов и вечного
страха, ожидания не понятно чего.
— Не переживай, Фелисия. Это к лучшему. Раз они так
поступили — значит, не твоя семья.
Фелисия так не думала. Девочка уселась на порог дома,
насупившись. Не смотря на всё, что делала мама, женщину она любила.
Иногда, в хорошие дни, они даже разговаривали нормально. Мать учила
девочку женским делам, шутила и трепала по голове, улыбалась. Так,
как будто ничего не происходит, как будто Фел нормальная.
— Уходи, — пробурчала она, упорно игнорируя
навязчивого духа. — Это из-за тебя.
— К этому давно шло, — он подлетел ещё ближе, стараясь поймать
взгляд подруги. — Они тебя не стоят.
— Тебе-то откуда знать?! — вспылила девочка, поднявшись на ноги.
Колени неприятно саднило, рана вся была в земле и пыли — нужно было
срочно промыть, но она боялась отходить от дома даже на шаг. Раньше
такое уже бывало, и к вечеру папа пускал её обратно, даже
оставив немного от ужина.
— Так я с тобой живу, — он хихикнул, переворачиваясь в воздухе.
— Всю жизнь, почитай.
Это был призрак какого-то мальчишки её возраста по имени Пол.
Смешной, лопоухий, с рассыпанными по всему лицу веснушками —
прямо как у неё. В дурацкой шляпке, которая постоянна спадала
из-за того, что он любил крутится в воздухе. Он рассказывал, что
умер от болезни тридцать лет назад и не может пойти дальше сам.
Увести некому — за ним никто не приходит, а Фелисия одна из
немногих, с кем можно поболтать, чтобы скоротать
время. Невидимым другом Пол был не единственным —
многочисленные Другие, кого девочка видела, выглядели иначе и редко
это были люди. Что-то животноподобное или же страшное, с длинными
руками и очень худым телом. Были ещё совсем маленькие, миленькие
существа, которые стайкой ютились под её кроватью. Они напоминали
ожившие комки меха — весело пищали, бегая по дому, когда никого не
было. В присутствии её маленькой семьи выходить, почему-то,
отказывались.
— Тебе бы к реке сходить. — Мальчик скептически глянул на
нее. — Платье от заразы не спасёт.
— Без тебя знаю.
С одной стороны, это правда важно. Мама говорила, что её брат
умер от простой царапины, а тут ранки были больше, чем тонкая
полоска на коже. С другой — а если передумают? Фелисия с надеждой
оглянулась на дверь. Губы снова задрожали.
