Проблемы начались с того, что я,
выезжая с парковки гипермаркета, задела чей-то криво стоявший
«лексус». Или раньше, когда я начала встречаться с Игорем? А может,
когда устроилась работать психологом в обычную школу? Неважно. В
этот день все поджидавшие меня неприятности решили проявиться
разом. В течение нескольких часов проблемы стремительно
наслаивались друг на друга, образуя гигантский торт «Наполеон» из
бытовых сложностей. И с каждой ситуацией надо было разбираться как
можно скорее.
Я собиралась дождаться хозяина авто
и решить вопрос миром. Ничего особо страшного не случилось, у
«лексуса» лишь немного помялся номер. Я сидела в машине в ожидании
владельца дорогой иномарки, когда мне позвонила директор школы и
приказным тоном объявила, что я должна срочно прибыть к ней и дать
какие-то объяснения.
– А что случилось? – я с тоской
посмотрела на мятый номер чужого автомобиля.
Жаль, что его хозяин не из тех, кто
оставляет, на всякий случай, под стеклом номер телефона.
– Это долгий разговор, – от голоса
директрисы веяло всеми ветрами Арктики. – По телефону такие вопросы
не решают. Дело очень серьёзное, Олеся Андреевна, вы можете
лишиться работы.
Ждать хозяина «лексуса» я при таком
раскладе, разумеется, не стала. Неизвестно, когда он появится на
парковке, не факт, что человек вообще сейчас в магазине, а не ушёл
по своим делам. Я быстро нацарапала на листике из своего
ежедневника извинения и телефон. Записка осталась под «дворником»
машины, а я умчалась выяснять, что такое экстраординарное произошло
на работе.
По дороге я терялась в догадках. Ни
одной правдоподобной причины для увольнения в голову не приходило –
разве что какая-то досадная ошибка, недоразумение, которое нужно
будет прояснить. Из школы я вышла часа полтора назад, всё было в
порядке. Конфликтов с детьми не возникало, с их родителями
разговоры шли в самом доброжелательном тоне. С коллегами у меня
чисто рабочие отношения, с большинством учителей я почти не
пересекаюсь, только здороваюсь в коридорах. В прогулах меня
обвинить нельзя: на работу хожу по расписанию, даже больничный ни
разу не брала. Платных консультаций я на работе никому не
предлагала. Значит, дело не в конфликтах, не в прогулах, не в
вымогательстве. Тогда из-за чего ещё мне так категорично заявляют о
возможном увольнении?
Директриса с видом коршуна поджидала
меня за своим столом. Наверное, именно так хищная птица
высматривает добычу и прикидывает, как поскорее расправиться с
жертвой. Чуть прищуренные глаза, напряжённо вытянутая шея, и взгляд
такой, словно начальство собирается меня
загипнотизировать.
– Что это? – дама ткнула пальцем в
исписанную от руки бумагу на своём столе так, будто хотела
продырявить её вместе со столешницей.
– Не знаю, – спокойно ответила я. А
что на это ещё можно было сказать?
Лицо директрисы пошло пятнами – под
цвет мешковатого бордового костюма, брови придвинулись поближе к
переносице.
– Ознакомьтесь! – работодатель почти
швырнула мне немного мятую бумагу.
Да что ж она так разнервничалась? Я
пробежала глазами по диагонали исписанного неровным размашистым
почерком листка. Занятный документ! Не думала, что в наше время
кто-то ещё может писать такие вещи. Я вернулась к началу и теперь
уже внимательно прочла текст под словом «докладная».
«Уведомляю Вас, что О. А. Крушинова,
работающая в Вашей школе психологом, ведёт аморальный образ жизни.
О. А. Крушинова соблазняет чужих мужьёв…»
Я хмыкнула. Как я и думала,
произошло недоразумение: меня с кем-то перепутали. Ничьих «мужьёв»
я не соблазняла. Мужей, впрочем, тоже. Но в целом текст составлен
грамотно, уведомительница действовала не под влиянием порыва и
примерно представляла, что и как следует написать в официальной
бумаге. На месте любого руководителя я выкинула бы эту «докладную»
в корзину для мусора и тут же забыла о ней. Может быть, поэтому я
никогда не работала на начальственных должностях.
