1
Издалека дворец казался частью скал,
пронзающих ночное небо. Если бы не окна, искрами рассыпанные по
высоким стенам, он и вблизи бы выглядел как творение богов, а не
людей.
По крутой и узкой дороге, взбегающей
к распахнутым воротам, тянулась вереница огней – факелы и фонари,
кареты и всадники. Солнце ушло, проглоченное острозубой пастью
Вельшатских гор. Царь сказал, что всё начнется в полночь.
Княгине Марион Даспа'р казалось, что
это сделано специально для нее. Чтобы ночь, столь холодная и
безнадежная в этих местах, омрачила ее душу без остатка. Разве не
довольно того, что она приехала на пир, где главным блюдом будет
казнь ее супруга Филипа?
Карету трясло на камнях и неровностях
дороги. Возница ругался и щелкал плетью, словно лошади могли
быстрее взбираться по крутому склону. Вокруг чернела пропасть, раз
за разом притягивая взгляд Марион. Что, если взять и прыгнуть туда?
Распахнуть дверь кареты, впустить стонущий ветер, ледяной, как
дыхание волколаков, и кинуться ему навстречу? Пусть подхватит,
понесет ее – и хотя тело будет падать вниз и неизбежно разобьется о
скалы, душа воспарит наверх, к небесам.
Но чем дольше она об этом думала, тем
страшнее становилось, и безумное желание затрепетало, покуда не
угасло, как свечка у раскрытого окна.
А потом стало поздно. Карета прошла
через арку ворот, и сразу свет, и голоса обрушились на Марион
безудержно, как вихрь. Княгиня дернула занавеску и спрятала лицо в
ладонях. Она не хотела выходить. Но дверь кареты, скрипнув,
отворилась и сгорбленный возница протянул ей руку.
Широкий двор был забит, как
ярмарочная площадь. Гости кутались в плащи, дрожа от порывов ветра,
но не забывая учтиво улыбаться друг другу. От уставших лошадей
валил пар. Всюду сновали слуги в бархатных ливреях, провожая гостей
и занося их вещи. Другие, в солдатской одежде, разгружали бочки с
вином. На стенах дежурили гвардейцы, вооруженные алебардами.
- Княгиня Даспар? – раздался знакомый
голос.
Марион обернулась, и услышала, как
всюду эхом зазвучало ее имя.
Вот она. Жена мятежника.
А вы слышали, как царь желает его
казнить?
Надеюсь, будет что-то интереснее
четвертования…
Глядя сверху вниз, перед княгиней
стоял сир Эгон Кан. Родом с далеких Ганнойских островов, он сильно
отличался от прочих людей. Радужки глаз блистали красным, а вместо
бровей выступали жесткие наросты, уходящие за заостренные уши.
Гладкие черно-синие волосы были зачесаны назад. Тонкие, бледные
губы - едва заметны. Эгон всегда напоминал княгине ящера.
Но все же это был человек. Тот, кого
она помнила с юности. Тот, кто верно служил ее мужу долгие годы и
громче всех пел на их свадьбе. Тот, кто предал Филипа перед
решающей битвой, которая так и не состоялась.
- Сир Кан.
Безразличный взгляд казался Марион
незнакомым, едва ли не чужим. Как будто предательство выжгло все
чувства из сердца рыцаря. Быть может, так оно и было.
- Вижу, царь с благодарностью
относится к тем, кто выбрал сторону победителя, - сказала
Марион.
Рыцарь ничего не ответил. На его
широкой шее висела золотая львиная голова, распахнувшая пасть.
Рубиновые, как у самого Эгона, глаза холодно сверкали в лунном
свете.
- Вот только лев считается символом
храбрости, не так ли? Насколько храбро было предать своего
господина и названного брата?
- Это мантикора.
Эгон оставался бесстрастным. Марион
снова взглянула на подвеску и заметила короткие нефритовые рога,
что вырывались из золотой гривы.
- Тогда все ясно. В мантикоре полно
яда.
- Пир начнется через два часа. Царь
велел проводить вас в покои, чтобы вы могли привести себя в
порядок. Хотя по мне, вы прелестны, как в день вашей свадьбы, -
Эгон коротко поклонился и развернулся на каблуках. – Идемте! –
бросил он на ходу.