Ночью, когда объявили зимовье, Тая оттирала с пальцев зеленку. В комнате пахло спиртом – он лучше всего смывал пятна с кожи. Рядом Лева еще положил тюбик с жирным кремом. Все – молча. За это молчание Тая была благодарна больше всего.
Верхний свет она выключила, села в кресло, намочила полотенце спиртом и принялась тереть. В теле разливались тепло и усталость. Ломило плечи, но не сильно. Весь день Тая вырезала из плотной бумаги листики разной величины. Простая и методичная работа. Обводишь карандашом много-много вытянутых овалов, потом вооружаешься ножницами – и вперед!
– Ненавижу это ваше рукоделие, – ворчал Шурка, мучаясь с ножницами. – Может, лучше просто пойти и разгромить там все?
– Где именно? – поинтересовалась Влада, расставляя по столу ряд флакончиков с зеленкой.
Шурка помолчал, размышляя.
– Да везде.
Влада хмыкнула, потянулась к нему и провела подушечками пальцев по его бритому затылку.
– Громила ты, Шурка, – сказала она с нежностью. – Но громить уже смысла нет. Нужно действовать умнее.
– Листы эти ваши мазюкать очень умно, ага.
– Листы, может, и не очень. А вот зеленые листы на зимнем дереве – очень.
– Детсад, – буркнул Шурка.
Тая могла бы поспорить с таким заявлением, но не стала. Вырезать листики и складывать их в стопку было все равно что медитировать. Через час пришел Лева с горячей еще пиццей, разложил ее по тарелкам, понаблюдал за кружком умелых ручек, но помощь не предложил. Засел в гостиной с ноутбуком и только пощелкивал оттуда клавиатурой.
– Не в духе? – тихо спросил Витя.
На встречу он пришел в жилетке, из нее торчала парочка ниток. Наверное, закончил перед выходом из дома и не успел отрезать. Тая схватила кончик, цапнула его ножницами. Витя ойкнул и отступил.
– Ряд разойдется, ты чего? – все таким же шепотом проговорил он.
Лева в гостиной отодвинул стул, Тая прислушалась к его шагам в коридоре. В спальню он заглянул с зажигалкой, протянул Вите.
– Прижги, – предложил он. – Чтобы не разошлось.
– Ну то есть ты не всю прослушку снял, да? – уточнила Тая, пока Витя копошился с ниткой.
Лева смотрел на нее, поджав губы.
– Вы тут так пыхтите и шепчетесь, что никакой прослушки не нужно, – наконец ответил он. – Конспираторы, блядь. – И ушел.
Дальше резали молча. Молча же мазюкали по бумаге кисточками, покрывая листья насыщенным изумрудом. Слишком ярким для настоящей листвы, но для высказывания самое то.
– Ты дерево выбрала? – спросил Витя, сгребая подсохшие листья в пакет из «Пятерочки».
К дереву Тая ходила днем раньше. Прошлась по скверу, поглазела на укутанных в теплое горожан. С неба падала острая мелкая крошка, минус был незначительный, скорее влажный холод, чем мороз. Под ногами расквасилось, хотелось горячего сидру и плакать. Тая поглядывала на здание, оно высилось над историческим центром. Не сталинская высотка, где Тая обитала последние годы, но давление ощущалось. Из окон партийцы могли наблюдать за жизнью сограждан. Как они оскальзываются на льду, как теряют перчатки, как пьют кофе из стаканчиков навынос и упрямо надеются на скорую весну – то шапки снимут, то пуховик поменяют на цветастое пальто, что за люди вообще? Зафиксировать, оформить, отправить куда следует. Дерево – невысокий, но разлапистый вяз – росло у велосипедной дорожки, прямо на краю газона, заваленного грязным снегом. Вязу отпилили тонкие ветки, и так он и стоял – инвалид с культями, абсолютно несчастный и голый. Именно то, что было Тае нужно.
– Кажется, достаточно, – задумчиво сказала Влада, пересчитывая пачки с озелененными листьями. – А то замучаемся клеить.
