КРАХ ДЕРЖАВЫ
(Книга вторая. Часть первая.)
Тьма, пришедшая от Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город… Пропал Ершалаим – великий город, как будто не существовал на свете. Всё пожрала тьма, напугавшая всё живое в Ершалаиме и его окрестностях.
М.Булгаков, «Мастер и Маргарита».
Глава первая
ДЕНЬГИ НА РЕКВИЕМ
Мокрица. Копьё Лонгина. Раввин Бахаз.
1
Стрелка неумолимо подползала к двенадцати. Невольно сморщившись, он передернул плечами. Еще минута – и ходики, что кошачьими глазами, полными злобного равнодушия, чиркая по комнате, мерзко заскрипят, и гнусный голос кукушки зашаркает по нутру, как гвоздем по стеклу.
«Какой идиот эту кошачью морду, назвал кукушкой? – подумал Семен. – Даже жуткий павлиний крик благозвучней этого кукушечьего надрыва. И вообще, какому кретину пришло в голову здесь, в этой халупе, разместить конспиративное лежбище? Кроме Мокрицы, никто бы до этого не допер», – всё больше и больше раздражясь, думал он.
Эту кладбищенскую гнусь, названную кем-то кукованием, слышать было невмоготу. Вынести ее можно было от силы один раз. И то, стиснув зубы, и, заткнув пальцами уши. Все равно пробирало до костей.
Уже тогда у Семена возникло смутное подозрение по поводу того, что та птаха, встроенная в кошачью башку часов, издает частоты, рассчитанные на умерщвление человека. Правда, мысль эту, поначалу встревожившую его, он быстро отогнал. По логике, «мочить» его смысла не было. Ведь только на нем была замкнута предстоящая днями операция, разработанная той же Мокрицей. Так что такого быть не может. А что касается часов, убеждал он себя, так это, скорее всего, кто-то из доморощенных мастеров-умельцев перестарался.
Но как бы там ни было, Мишиев очередного акта кукушечьего сольного концерта дожидаться не стал. Перед самым его «выступлением» он выбежал в заставленную рухлядью прихожую. Выскочив из комнаты, он с размаху шибанул коленом проржавевший холодильник ЗИС и, не удержавшись, упал на стоявший тут же встопорщенный оголенными пружинами диван. Вдобавок ко всему ему на голову откуда-то сверху посыпались сломанные стулья, а вместе с ними на плечо шмякнулась дохлая крыса. Всклубилась пыль, и он, чихая и матюгаясь от острой боли в коленке и саданувших под дых пружин, на чем свет стоит крыл Мокрицу, с его конспиративной квартирой, и себя – за то, что в спешке забыл дома часы. В другие разы выбегая в прихожую, Семен был осторожнее… Отсюда не слышно было того «волшебного» пения сирены, голос которой, судя по всему, некогда едва не погубил Одиссея.
С одиннадцати часов дня, с того самого момента, как он доставил сюда груз и запер его в сарае, ему, дабы, не слышать режущих по живому кошачьих рулад, приходилось то и дело выскакивать из комнаты. Оставлось так шмыгать ещё немного. Кошачья морда закукует, а вместе с ней засвиристит телефон. Семён вскинет трубку и произнесет всего лишь одну фразу: «Пудель в сарае». А потом, когда во двор въедет машина с логотипом «Аэрофлот», он, не выходя из своего конспиративного логова, должен будет проследить за тем, кто и как забрасывает «пуделя» в кузов. И всё.
Ни воя, ни собачьего скулежа не будет. Потому что «пудель» тот вовсе не собачка. А если уж быть совсем точным, их, этих «не собачек» – три. Три тюка, забитых под завязку иностранной валютой. И все они закодированы Мокрицей под одним песьим названием «пудель».
– Почему «пудель»? – поинтересовался Семен.
Посмотрев на него с уничтожающим пренебрежением, мол, балбес ты, Мишиев, Мокрица на полном серьезе ответил:
– Чтоб никто не догадался.
