Из низких тяжёлых туч, недвижно висящих над
Москвой, падал первый снег - огромные мягкие хлопья при отсутствии
малейшего ветерка делали видимое пространство зыбким, неустойчивым,
словно творимым сейчас, словно ещё не решившим, каким оно
будет.
В такой же неопределённости в доме молодых
Таволжанских собралось несколько человек. Тех, кто после
произошедшего несчастья, погрузившего в бессознательное состояние
сына главы клана Градовых, более всего тревожился за Дестини Сондер
- девушку, которая и была виновницей этого состояния Петра.
Общество Российской империи, от салонов высшего
света до кабаков самого низкого пошиба, погрузилось в ожесточённые
споры о степени вины Дестини - ведь она всего лишь защищала свою
жизнь и здоровье, когда использовала опасный приём "зеркало", и
Пётр получил то, с чем напал сам... Однако доноры в случае
нападения на них имеют преимущество - они могут восстанавливаться
сами. Вампиры здесь намного более уязвимы, особенно если во время
нападения были энергетически истощены. Впрочем, пока эти споры
оставались лишь словесными - все замерли в ожидании приговора главы
клана Градовых, который, даром, что родной отец потерпевшего,
обязан был судить праведно.
Василий Таволжанский, немного раздобревший со
времени своей женитьбы, с залёгшей меж бровей морщиной, восседал во
главе стола, сложив руки перед грудью.
Рядом сидела Евдокия Агаповна, глаза которой
были красными от ранее пролитых слёз. Сейчас, впрочем, бабушка
Дестини не плакала. Она надеялась, что им удастся придумать, как
помочь попавшей в беду внучке.
Напротив неё, откинувшись на высокую спинку
стула, вытянув на стол сцепленные в замок руки, сидел Назар
Свешников. Лицо его выражало хмурое упрямство. Василию стоило
немалых трудов уговорить друга не ломиться во дворец Градовых для
высвобождения своей любимой, а выждать, придумать и подготовить
план действий. Пожалуй, он и не уговорил бы, если б этому не
способствовал прямой запрет на те действия от главы клана
Свешниковых, господина Власа.
Супруга Василия, Мария Таволжанская, суетилась,
подавая гостям чай. Впрочем, душой она всецело была вместе с
ними.
Ждали ещё одного человека - того, чьё слово в
Российской империи имеет вес, хотя формально этот человек не
обладает никаким официальным статусом. Если не считать членства в
совете попечителей создаваемого всероссийского донорского
фонда.
Прасковья Духосошественская не заставила себя
долго ждать. Она вошла, громко топая подкованными сапожками
красного цвета, стряхивая с себя снег, любезно здороваясь, неся с
собой не только свежесть улицы, но бодрость и оптимизм.
- Ух, жарко у вас натоплено, - улыбнулась она,
снимая с головы белый пуховый платок, встряхивая его и присаживаясь
к столу рядом с Назаром, - Все собрались?
- Да, тебя лишь ждали, - кивнул Василий,
подвигая родной тётке блюдце с конфетами-подушечками и маленькими
выпеченными крендельками.
- Сначала у меня вопрос к вам, Евдокия Агаповна,
- начала Прасковья, - Правду ли говорят, что вы не зарегистрированы
в списке энерговампиров?
- Да, я всю жизнь жила без регистрации. Всё
боялась - в детстве на моих глазах жандармы избили моего отца
только за то, что он был энерговампиром. Но недавно Дестини
пригласила меня преподавать в донорском фонде и просила
зарегистрироваться. Я и сходила тогда в городскую управу, подала
заявление. Это было за день до несчастья.
- Заявление приняли?
- Да, при мне внесли запись в книгу
прошений.
- Отлично! - обрадовалась Прасковья, и, поднося
к себе чашку с чаем, улыбнулась хозяйке дома, - Красивая посуда
была у тебя в приданом, Мария.
