Мою руку жжет от того как Дамир вцепился в нее своими железными
пальцами. Словно затянул на запястье раскаленный браслет с
впивающимися в плоть шипами. Но в груди печет сильнее, и лицо
заливает краской от стыда — перед родителями, братом, сестрами,
родственниками жениха и всеми гостями.
Дамир толкает меня прямо в центр двора. Поскользнувшись на
мокром от мелкого дождя газоне, падаю грудью вниз. И только вовремя
выставленные перед собой руки спасают мои ребра.
Лица поднять не решаюсь. Я опозорила свою семью. Опозорила
Дамира. Втоптала в грязь его чувства.
Пять сотен пар глаз устремлены в меня. Музыканты больше не
играют. Джигиты не танцуют с моими подругами. Старшие придержали
свои благословения. Дети прячутся за спинами родителей, будто я
заразна.
Напрасно я надеялась, что гименопластика скроет мой грех. От
Всевышнего ничего не утаить. И час моей расплаты пришел в самый
неожиданный момент — в день моей свадьбы.
— Она порочна! — не крик, а настоящее свирепое рычание
раздавливает меня окончательно. Сколько скорби и презрения в голосе
Дамира. Ровно столько было в нем любви и нежности пять минут
назад.
Слезы душат, катятся по щекам, сильнее обжигая лицо. Я
совершенно бесправна. Непростительный грех. Тень, упавшая на мою
семью, на весь мой род.
— Все не так, как ты думаешь, — бормочу в бреду. — Не так… Не
так…
— Сын, объясни! — требует мой несостоявшийся свекор.
— Твоя сестра, тетя Зухра, все объяснит!
Я чувствую на себе разгневанный взгляд его темных глаз. Он
вправе плюнуть в меня и даже ударить. Уже неважно, ведь дома меня и
так поколотят, а потом либо выставят за дверь, либо выдадут за
первого встречного иноверца и забудут о моем существовании. Таковы
наши суровые традиции: женщина ничем не защищена.
— Месяц назад эта блудница оперировалась в нашей клинике, брат,
— докладывает тетушка Зухра. — Она восстанавливала девственную
плеву! — во всеуслышание.
Вздохи, шепот, плевки, ругательства и молитвы.
Я зажмуриваюсь, вонзив пальцы в сырой газон. Хочется верить, что
это всего лишь сон. Кошмар перед свадьбой. Но нет, я остро
чувствую, как Дамир хватает меня за волосы и задирает мое лицо,
чтобы каждый мог в него посмотреть, запомнить.
— Зухра, я уверен, ты ошиблась, — не хочет верить ей глава их
семьи. — Майя чтит традиции. Эта девочка выросла у меня на глазах.
Ее отец, мой лучший друг, не позволил бы ей поставить пятно на
чести семьи.
— Брат, у нас много пациенток. Время такое, что женщины любят
обращаться к пластическим хирургам. Но опозоренных девиц на пальцах
можно посчитать. Я каждую в лицо узнаю, каким бы именем она не
назвалась.
Мужчина надвигается на меня мрачной тучей. Его кулаки крепко
сжаты, как и губы. Хмурый взгляд обводит мое запачканное грязью и
травой свадебное платье, и низкий грубый голос задает один короткий
вопрос:
— Это правда, дочка?
Я прикрываю глаза. Плечи содрогаются в такт моим рыданиям.
Бессмысленно теперь отпираться. Тетушка Зухра все докажет.
— Я не ударю тебя только из уважения к твоей семье, — говорит
он. — Убирайся вон, позор всего рода Джафаровых. Мой сын никогда не
женится на порченной.
Дамир отталкивает меня, и в тот самый момент весь мир становится
враждебным. Даже моя мама, мамочка, не подходит утешить меня. Она
боится отца. Его ярости и осуждения людей, которые тихо расходятся,
пока родственники спешат поддержать обманутого Дамира.
Никому нет до меня дела. За исключением одного-единственного
человека — незнакомого мужчины-иноверца. Приблизившись, садится
возле меня на корточки и за подбородок поднимает мое лицо.
На вид ему лет шестьдесят или даже больше, но выглядит стильно,
ухоженно. В хорошем костюме. Пепельные волосы с боковым пробором
аккуратно стрижены, как и густые усы с бородкой. На запястье
дорогие часы и перстни на пальцах. От него пахнет горьковатым
парфюмом и табаком, а не старостью.
