Если когда-то, до этого момента, я искренне верила, что мое сердце разбивалось, то это было лишь иллюзией, сном, густым ослепляющим туманом, внушающим, что больнее уже не будет. Это было неприятно, но не более, чем что-то, что с легкостью и течением времени перекрывалось чем-то другим.
Сейчас же эта боль ощущалась физически, словно в грудь вставили огромный наточенный топор и проворачивали с каждым моим вдохом. Он дробил сердце, легкие, даже кости, перекручивал, как фарш. Так больно, что страшно даже закричать. Так страшно, что не хотелось смотреть. Но, так хотелось, чтобы это было ужасным, отвратительным сном, от которого придется долго отходить и не спать целый месяц, только бы не реальность.
Рука стала неестественно тяжелой. Словно не моей. Я стиснула зубы и попыталась прогнать сомнения прочь, но тело покрылось толстой каменной оболочкой. Никак не шевельнуться.
Взгляд напротив судорожно забегал по моему испуганному, истощенному и искаженному ужасом лицом. Он будто так же не понимал, что находится в реальности. Здесь и сейчас. Дрожащей рукой тычет серебряным пистолетом в мою голову.
И вот-вот выстрелит.
А плохо ли это? От осознания смерти все вокруг заледенело? Страшнее ли она была того, что я видела?
Я шумно выдохнула и на один крошечный миллиметр приблизила конец клинка к его горлу.
Он не шевелился.
Глаза стало неистово жечь. Что это? Слезы? Слезы, Кара, ты серьезно?
Происходящее всегда укладывалось в голове как факт. Череда случайных событий до, в моменте, после – все едино и значимо абсолютно равносильно. Принять уготованное лишь вопрос времени, а бежать от него – открыть дверь в новую главу с заранее прописанным финалом. А он всегда один. Пути к нему разные, но в конце это мало что меняет. Всей своей душой я искренне верила в неизбежность и истину видела в принятии, ведь так и без того не легкий путь станет чуть проще. Все проходило рядом, протекало где-то поблизости и исчезало в неизвестности, пока нечто не прошло насквозь. Нечто не менее холодное, но внутри меня, почему-то, живое, трепещущее. Нечто, вынуждающее развернуться и плыть против течения. Нечто, сверлящее меня взглядом, таким же не понимающим и испуганным. Нечто уже совершенно чужое, но напоминающее тепло. Противоречивое. Далекое. С оружием, направленным в мою голову.
Я смотрела на него и ждала, когда палец соскочит, пуля вылетит и всему придет конец. Моего мужества не хватает, так, может, его хватит?
В карих глазах читалась нерешимость. Такая же, как в моих.
Но другого выхода просто не существовало.
Я зажмурилась.
И пусть последним, что отпечатается на обратной стороне век, будет этот взгляд. Стыдливый. Потерянный. Потухший. Отдаленно напоминающий то единственное, ради чего я до сих пор куда-то шла.
Пять лет назад.
Я сидела на широком подоконнике, покрытом колючей слезающей краской, которая когда-то, наверняка, была белой. Можно лишь предположить, так как последние пять лет ее состояние стремительно ухудшалось, а другого места для наблюдения за Нико не нашлось. Ему нравилось гулять именно там, но оно, если говорить на чистоту, было к лучшему, так как с этого окна открывался обзор еще и на подъездную. Главной задачей было заметить зеленую ржавую машину еще до того, как ее двери со скрипом откроются и пара старых сапог разгонит пыль в грязном запущенном дворе.
Обычно отец Моркан приезжал немного за полдень, так как именно в это время закрывался некий «рынок» и все достойные покупатели разъезжались. Оставался сброд, который готов только расспрашивать, но не покупать. После переговоров со вторыми он приезжал еще более злобный, чем обычно, что никому не играло на руку. По сути, это был основной ключ к попытке более-менее спокойной жизни в приюте – не попадаться на глаза недовольному Моркану.
