Дождь в Подкожье не похож на дождь наверху.
Там он чистый. Искусственный. Светится синеватым, словно сама ночь просит прощения за темноту. Фильтруют, обогащают кислородом, добавляют ионы спокойствия. Там дождь – часть климат-системы «Нексус-Тау».
Здесь, на уровне -7, дождь кислый. Течёт по ржавым желобам, шипит на обнажённых проводах, пахнет гниющими серверами и забытой молитвой. Он не очищает. Он разъедает.
Арсений Ворон шёл по тоннелю, не включая фонарь.
Он знал этот путь. Каждая трещина в стене, каждый обрывок провода, каждый след от ремонтного дрона – как страницы старой книги, которую читал слишком часто. Его плащ – чёрный, из умной ткани – отталкивал влагу, но не скрывал тень. Она шла за ним, как вторая кожа.
В кармане – сигареты. Старомодные. Табак, бумага, без никотиновых имплантов. Не курил. Пока не нужно.
Впереди – тело.
Лежало на боку, будто просто уснуло. Мужчина в костюме «Нексус-Тау», высший уровень доступа. Нейроимплант на затылке ещё горел слабым зелёным, но сознания нет.
Арсений опустился на колено.
– Не спи, – прошептал он. Знал, что услышать не сможет.
На коже затылка – выжженный знак. Тонкий, чёткий, как лазерная гравировка. Песочные часы с трещиной посередине.
Он узнал его.
– Чёрт… – выдохнул. – Опять ты. Как и тогда, на -9 уровне. Как на её затылке, перед тем, как Поток поглотил её крик. Тот же лазерный почерк. Тот же приговор.
Достал сигарету. Зажигалка старая, бензиновая, с потускневшей гравировкой: «Время не ждёт, но я – да». Щёлкнул. Огонёк дрогнул в сквозняке.
Вдохнул.
Горький, тяжёлый дым. Как воспоминание.
Мира.
Пять лет. Пять лет с тех пор, как он оставил её в разломе на уровне -9. Не по приказу. Не ради миссии. Потому что боялся. Боялся потерять её и себя одновременно.
А теперь – этот знак. Её знак. Знак тех, кто касался Потока.
Где-то в темноте заиграло радио. Старое, аналоговое, не подключено к сети. По каналу плыл джаз – «Round Midnight». Трещало, словно кто-то крутил ручку настройки в пустой комнате.
Он не повернулся. Знал – там никого нет.
Но тихий шёпот в наушнике сказал:
«Они нашли его. Он помнит твоё имя. Приди, пока время ещё твоё».
Сообщение пришло на аналоговый терминал – устройство, которое не использовали с 2120-го. Он держал его в плаще. На случай. На чёрный день.
Не ответил. Затушил сигарету о бетон.
Поднялся.
Посмотрел на часы.
Стрелки шли в обратную сторону.
Он улыбнулся – без радости.
– Я не обещал вернуться, – сказал в пустоту.
И шагнул вперёд.
Глава 2. Дом из пыли и музыки
Убежище Арсения находилось в башне «Омнион-6» – одном из первых небоскрёбов Славич, построенных до Великого Сдвига. Теперь она стояла, как сломанный зуб, посреди новых спиралей корпоративных башен. Верхние этажи обрушились в 2132-м. Нижние – захватили беженцы, хакеры, сектанты.
Но 47-й этаж – его.
Дверь – из старой стали, с ручным замком и трёхуровневым магнитным барьером. Никаких сетевых подключений. Только отпечаток ладони и голосовая метка:
«Время не прощает. Но я – помню».
Дверь открылась без скрипа.
Внутри – тишина. И музыка.
Виниловая пластинка крутилась на старом проигрывателе «Тесла-Модель 9». Трещало. Бас был тёплым, как дыхание перед рассветом. Арсений не слушал радио. Только аналог. Только то, что нельзя взломать, отследить или стереть.
«Blue in Green» – Майлз Дэйвис.
Он снял плащ, повесил на крюк. Тень от него осталась на стене на секунду дольше, чем должна.
Комната была его миром: высокие потолки, разбитые панорамные окна за бронестеклом, полки с артефактами – кинжал с древнееврейской гравировкой, кристалл, пульсирующий в такт дыханию, старый пистолет с вырезанными глифами. Книги – не в цифре, а на бумаге: Булгаков, Бродский, Кафка. На одной полке – маленькая рамка: фотография двух фигур на крыше в дождь. Подпись: «Мира. 2139. Перед падением».
