Гости собирались.
Машины одна за другой выезжали из леса, подскакивая и перекатываясь на ухабах проселочной дороги. Чаща неохотно выпускала их: то провезет по крылу корявым сучком, то подбросит на дорогу у самой опушки тяжелую отломившуюся ветку. А переберешься через ветку – разразится вслед издевательским смехом откуда-то с верхушек деревьев: мол, зря проехал, пожалеешь, лучше бы вернулся назад! Уо-хо-хо-хо!
Маша видела, как «лексус» впереди легко перевалил через поваленное деревце. Что ему то деревце! И не заметил, наверное. А она на своей машинке-малютке из тех, что в народе именуют пузотерками, цепляет брюхом на этой глухой лесной дороге каждую шишку.
Маша выбралась из «мазды» и, пыхтя, принялась оттаскивать корягу в сторону, провожая взглядом машину. «Интересно, кто это из родственников?» Он, конечно, видел, что она остановилась, но и не подумал помочь. Успенская вслух обругала водителя «лексуса» нехорошим словом, и лес снова отозвался глумливым уханьем.
Кто же здесь хохочет так страшно? Маша огляделась. Может быть, филин? Но филины, кажется, ухают только по ночам, а сейчас ясный день. Солнце купается в сочной июньской листве берез, поглаживает лохматые ветки елей, скользит, как белка, вверх-вниз по сосновым стволам… Кстати, о стволах… Что это мелькает за сосной?
Маша прищурилась, вглядываясь в глубину леса. Но кто бы ни прятался за деревом, больше он не показывался. А идти в чащу, чтобы удовлетворить свое любопытство, Маша не собиралась.
Она вернулась к машине, достала из багажника перчатки и направилась к упавшему деревцу, ощущая спиной чей-то взгляд из густых ветвей.
«Смотрите, смотрите. Думаете, я сбегу из-за какой-то преграды на дороге? Струшу? Нет. Во всяком случае, не сейчас».
Маша рывком подняла ствол, охнув от его тяжести, и оттащила в сторону. Бросила на траву, и под ногами гулко отозвалась земля. А через секунду на голову Маше откуда-то сверху свалился кусок сухой коры.
Она ожидала, что лес опять расхохочется над ней, но вокруг стояла настороженная тишина.
– Вот так, – удовлетворенно сказала Маша Успенская неизвестно кому. И стряхнула с макушки сосновую шелуху.
«Лексус» она нагнала на выезде из леса. Наголо бритый водитель, ругаясь, волочил ствол раза в четыре толще того, через который не смогла перебраться Маша.
Глядя, как он мучается, Успенская испытала приступ доброжелательности к этому лесу. В другое время она обязательно вышла бы, чтобы помочь, но только не после того, как ее оставили одну посреди дороги разбираться с упавшей сосенкой.
Освободив проезд, бритый сел в свой джип и рванул с места, не бросив на Машу и взгляда, словно ее не было. А Успенская, глядя вслед, уже второй раз подумала, что поездка может оказаться куда менее приятной, чем ей представлялось.
Марфа Степановна стояла на крыльце, словно капитан на мостике, приставив руку козырьком к глазам, и смотрела туда, где зеленое море луга билось о скалы синего леса. Ветер свирепствовал над травами, гнул их, трепал что было силы, но возле леса стихал, запутавшись в сетях еловых ветвей.
Розовые всплески цветов на самом краю поля напомнили Марфе Степановне, что она не засушила ни иван-чая, ни мяты. Олейникова порылась в карманах пестрого фартука и достала маленький блокнотик размером с половину ладони. Из-за уха вытащила замусоленный огрызок карандаша. И микроскопическими, очень четкими буковками вывела: мята, иван-чай, лист. смор. Марфа Степановна очень уважала листья смородины в заварке.
Она перевернула страничку, прищурилась, изучая те дела, до которых руки пока не дошли. Что здесь у нее?
Крыш. сар. Ага, крышу сарая работники не перекрыли. Ничего, успеется, там только один угол.
