Артем.... или гнев отцовский
— Ты серьёзно?
Нет. Ну это надо же додуматься среди
белого дня заявлять мне такие страшные вещи? Он серьезно
рассчитывает, что после бурной ночи я смогу спокойно воспринимать
информацию, что он пытается донести до моего не до конца
проснувшегося мозга? Нет, старик явно выжил из ума. Да и я не
лучше, раз не до конца втыкаю, что он пытается мне
объяснить.
— А разве видно, что я
шучу?
Прикрываю веки и делаю глубокий
вдох, очень сильно надеясь, что мой папочка сейчас шутит. Ну не
может же родной отец лишить сына транспорта. Подумаешь,
припарковался неудачно, сбив пожарный гидрант и разбив спорткар в
хлам. Ну так этого гидранта там никогда не было, а вина вся на мне.
Несправедливо как-то все это.
— Нет, но, может… — пытаюсь
подобрать правильные слова, чтобы хоть как-то минимизировать
наказание, но холодный голос отца, что раздается в просторном
кабинете, заставляет вздрогнуть. Стадия бешенства «С глаз долой» в
самом разгаре, и это, пожалуй, самое худшее, что может случиться за
сегодняшний день. Кажется, в этот раз я действительно
доигрался.
— Не может!
Морщусь, когда отец заносит кулак,
чтобы еще разок шандарахнуть по столу. Ей-богу, еще пару таких его
ударов, мне потребуются памперсы.
И ведь не скажешь, что Арестов
Станислав Андреевич может быть таким демоном. Сейчас он очень
сильно на него смахивает. И, признаться честно, красное от гнева
лицо и седые волосы — так себе сочетание.
Нет, отец у меня хоть и приближается
к размену шестого десятка, но он еще ого-го. И хоть седые волосы с
каждым днем становятся все заметнее и нет того лоска, что был лет
двадцать назад, как я помню в детстве, он все же красавчик. А его
взгляд, холодный, как глыбы айсберга, парализует мгновенно. Вот как
сейчас: хочется бежать, а ноги не слушаются.
В голове сразу всплывают картинки из
детства, где я, маленький парнишка, вечно хохочущий, ношусь по
кабинету, пока папа в очередной раз отсчитывает Лису за трату денег
на тряпки. Тогда я не понимал, почему Лиска ходит как по струнке
после такого взгляда, а сейчас очень даже. Слова застряли во
рту.
— Пап, — спустя минуту тягостного
молчания делаю еще одну попытку достучаться до глыбы льда, что
сидит передо мной за массивным дубовым столом и примораживает
взглядом к полу. Нахрен такой стол вообще нужен?!
— Я все сказал!
И ведь не поспоришь. Он
действительно ВСЕ сказал, да так, что мне заранее становится
страшно. Я ведь даже не представляю работу не по профессии, а моя
должность к ней не имеет никакого отношения. Вот прям совсем
никакого.
— Ну это же глупо, ты же
понимаешь?
Еще немного — и я топну ногой, как
маленький ребенок, слова которого не замечают взрослые. Обидно,
блин.
— Вполне, — холодно ответив, отец
поправляет на переносице очки в тонкой оправе от знаменитого
итальянского дизайнера и снова возвращается к бумагам.
Мать моя женщина, что
творится-то?!
— Пап, — на этот раз тяну жалобно,
надеясь, что сердечко любимого отца екнет. Признаться честно, я
готов пасть перед ним на колени и замаливать грехи прямо сейчас.
Точнее, один-единственный грешок. Именно из-за него меня сейчас
безжалостно лишают всех благ ребенка из богатой семьи и отправляют
в ссылку.
— Я все сказал!
Оу… этот голос. Я узнаю его из
тысячи.
— Да черт возьми, ты же понимаешь,
что это произошло случайно? Тормоза отказали, я вовсе не собирался
отправляться на тот свет, — срываюсь, не готовый изучать карту
метро.
— Но ты почти это сделал, — холодно
чеканит отец, снимая очки и потирая переносицу. — С завтрашнего дня
ты работаешь курьером в кампании Алексея.
Слова, как приговор, хлещут по
самому больному. Нет, я, конечно, привык к работе и даже люблю её,
но ведь всему есть предел, верно? Мне нравится раскидывать мозгами
в сложных ситуациях и искать выход, так почему мне в наказание не
поручить именно это? Мол, сынок, вот тут проблема, найди выход. Так
я с радостью схватился бы за эту работу и с удовольствием помог. А
он... к черту на куличики отправляет меня.
