Свет, яркий свет, звук визжащих тормозов — и я взлетаю в
воздух.
Вижу садящееся солнце и сгущающиеся тучи. Боль. Все тело болит.
А дальше все, нет мыслей.
Слышу голос моей подруги из детства. Она убегает, голос
отдаляется. Вижу ее, она прячется за прозрачной тканью.
Осмотрелась. Что это?
Кругом белым-бело. Сверху на меня что-то упало.
«Боже это бинт? Да, это бинт. А почему огромный такой? Как
он меня не раздавил еще?»
А кругом много-много ватных валиков, и они крутятся,
подминая под себя бинты, которые все падают и падают сверху, но
вверху ничего нет, они появляются из ниоткуда и висят, как будто
слои тюля, сотканного из тонких паутинок.
А подруга убегает и смеется, прячась за этим тюлем.
Я пытаюсь бежать за ней, но ватных валиков становится
больше.
Один из валиков меня зацепил и начинает закручивать под
себя. А я, будто пластилиновая, прогибаюсь и проминаюсь под него,
даже висящие рядом бинты не могут помочь мне выбраться.
Я пытаюсь кричать, но голоса нет, будто вата поглощает все
звуки.
«Подружка ведь смеялась, я слышала ее голос, что
происходит?»
И вот я под валиком полностью. Я растворилась, теперь я и
бинт, падающий сверху, и валик, закручивающий его под себя в новый
рулон, и следующий валик, отправляющий рулон в дальнейшее падение,
и так по кругу.
А подруга испарилась, будто и не было.
Резкая боль в левом боку решительно вернула меня в реальность.
Мысли, как мухи в меду, застряли и никак не хотели шевелиться.
Авария? Я попала в аварию? Нет, хотя возможно! Не зря машина
тормозила, а у меня все тело болит. Последнее воспоминание? А нет
его. Кроме звонкого смеха, но чьего?
Сбоку послышалось шуршание.
— Сейчас мы с тобой развлечемся, красавица, погоди немного, —
услышала я мужской голос, звучавший глухо, будто меня колпаком
накрыли.
Сквозь приоткрытые веки увидела косматого мужика. Он стоял надо
мной, видимо на коленях, и гнилыми зубами скалился прямо мне в
лицо.
Я хотела было его отпихнуть. Или отползти сама, да не тут-то
было. От попытки двинуться боль прострелила все тело, и меня
накрыла спасительная темнота.
Видимо, в отключке я была недолго, так как, придя в себя, снова
увидела того косматого лешего, а ручонки его уже шарили по моей
груди. Да-да, по груди.
«Фу, мерзость какая, — взбунтовалась во мне женщина. — Как ты,
дикобраз, посмел ко мне прикасаться своими грязнющими шершавыми
ручищами?»
Но, похоже, его мои возмущения не особо отрезвили, даже более
того, он не обратил на них внимания.
— Слышишь меня, ты, леший косматый? — снова попыталась я
взбунтоваться, но опять безуспешно.
А вместо своего голоса я слышала хрипы с булькающими звуками,
вырывающиеся изо рта.
— Борода, ты что, полудохлую драть собрался? На кой она тебе
сдалась? Пошли. Оставь ее зверью, — услышала я грубый низкий голос
второго мужлана.
— Думаешь? — остановился первый. — Да бабу хочется невмочь, а
тут эта, сама так и просится, — заржал этот леший.
А руки уже убрал и даже майку опустил.
Хоть что-то радует.
«Идите и не возвращайтесь, черти немытые. Только меня не
трогайте больше».
Мои бедные серые клеточки в шоке жались друг к другу и не могли
сообразить, как выкрутиться из сложившейся ситуации!
— Конечно, прям-таки и просится, только вот ее драть — что
самому рукоблудством заниматься. Тьфу.
— Да, тут ты прав, Сизый, — поднимаясь, сказал леший, почесывая
затылок.
— Пошли давай, дело есть. Нетрудное, и золотом платят, — снова
отвлек космача партнер.
— Что за дело? — спохватился леший. — Кто ж это такой
щедрый?
— Да есть тут у нас один график. Золотишка много, видать.
Дочурку проучить хочет. Надо подсобить. А потом уже и по живым да
подвижным девкам пройдемся, — заржал грубиян.
— Прямо-таки граф? — удивился леший.