Старый служитель не спеша брел по пустынным коридорам храма, тяжело волоча ноги по скользкому полу. Его сегодняшний вечерний обход ничем не отличался от всех предыдущих. Лунный свет сочился сквозь резные окна в залы, а служитель, совершая махи руками, посылал энергию в осветительные камни, отчего те зажигались багровым румянцем. Посчитав, что обход завершен, старый служитель остановился в центре храма перед статуями четырех Хозяев дара этого мира. Он ждал исполнения пророчества всю жизнь, как и его отец, а до этого и отец отца… Годы сменялись столетиями, их род продолжал нести службу в храме, а глаза статуй по-прежнему загорались светом только один раз в году – на Туйгивин, день зимнего солнцестояния, от которого начинался отсчет нового года. Служитель смирился, что на его веку пророчество останется лишь историей, которая передается из уст в уста, собирая все больше и больше новых почитателей.
Старый служитель предался воспоминаниям, и, как в былые годы, когда колени ловко сгибались, а ноги кружили его по залу, он уколол палец и приложил его к статуе Хозяина воздушного дара, его дара. Кровь с окаменевшего тела впиталась, а глаза статуи загорелись синим отливом. В неверии служитель упал на колени, сгибаясь до пола. Вслед за Хозяином воздушного дара, загорелись глаза Хозяина земного дара, затем водного и в конце огненного – не только Хозяина дара, но и Творца мира. Всю жизнь ожидая этого момента, служитель оказался не готов к нему.
Посчитав, что он достаточно помолился, старый служитель, кряхтя, поднялся с пола и засеменил к выходу. В пристройке к храму паслась его двухметровая куропатка, которая давно томилась в ожидании наездника. Служитель никогда не забывал о пернатом напарнике и часто отпускал его в полет одного. Переполненный торжеством момента старый служитель со второго раза забрался на куропатку, повредив себе бедро и растянув запястье.
– Не подведи, – попросил он.
Куропатка вышла в распахнутые ворота, притоптывая, прошлась по загону и взмыла ввысь. Служитель схватился бы за сердце, да боялся отпустить узды – давно он не сидел верхом. Он вспомнил, как жилистым парнем учился верховой езде и первый свой полет, после которого он долго плакал слезами радости, прячась в темном парке Академии.
Куропатка резво летела над ночным городом первого острова. Старый служитель осматривал изменения, произошедшие за те годы, когда он безвылазно сидел в храме – лет пятьдесят уж точно он не выбирался оттуда. Совершив вираж, куропатка плавно опустилась перед резными воротами неприметного особняка, расположенного недалеко от центра. Служитель решил не спрыгивать – еще одного карабканья на куропатку он мог бы не пережить, к тому же рядом нет столь необходимой маленькой лестницы.
Восседая верхом, служитель позвонил в колокол, звон которого лихо разносился по округе, и вскоре из дверей выбежал парнишка.
– Глаза у статуй полыхают светом, – пропел служитель и взмыл на куропатке ввысь.
Парень молча наблюдал за удаляющимися силуэтами служителя и куропатки в небе, боясь, что это все ему привиделось. Оправив длинный черный плащ с капюшоном, полностью скрывающий лицо и тело, парнишка ринулся в дом. Он бежал без оглядки. Встречные фигуры в черных плащах останавливались, пропуская его. Резко дернув дверную ручку, парень ступил за порог кабинета, где восседал Верховный – руководитель их общества, носившего звание Логова страждущих, тех, кто не переставал верить и ждать исполнения пророчества. Верховный восседал за столом. Его капюшон был спущен. Это был высокий мужчина средних лет с раскосыми черными глазами и прямым носом, голову которого, как всегда, украшало множество тугих переплетенных кос. Бумаги со стола Верховного вихрем поднялись и разлетелись по кабинету.
