Он любил по утрам разложить свою бессменную служанку на
кресле. Сразу же после утреннего кофе. Редко когда обходилось без
этого.
К тому же, девушка была бесплодной, да еще и сиротой, с которой
можно было делать все, что угодно, а она и пискнуть не смела.
Нет, первое время она брыкалась, плакала, но потом успокоилась и
смирилась. Ну а что ей еще остается? Хочет жить на всем готовом, в
теплом доме – пусть платит чем может. Заместитель писаря при
королевском архиве может себе позволить такую маленькую
слабость.
Будь девушка чуть выше статусом или имей хотя бы одного живого
родственника, он бы, конечно, смирил свою похоть. Даже несмотря на
то, что она рабыня. Но раз так сложилось, то зачем себе отказывать
в маленьких слабостях? Ну и что, что законом запрещено? Он –
хороший хозяин, лишнего себе не позволяет, не бьет, не ругает. Да
еще и при дворе не последний человек. Так что может себе позволить.
К тому же, такая рабыня - очень дорогое удовольствие.
Он уже, отвернувшись от распластанного в кресле тела, застегивал
молнию штанов, когда услышал тихий всхлип.
Обернулся.
Девчонка лежала, не пытаясь встать. Ее светлые волосы
растрепанной копной спускались на пол. Она уткнулась лицом в
обитую бордовым бархатом спинку и плакала.
Он вздохнул. Опять она... Подошел, неловко погладил по голове,
как беспризорную собачонку. Приятная нега в теле истаяла, оставив
после себя дурное послевкусие.
- Иди, свободна. До вечера ты не нужна. И на, вот…
Зазвенели монетки, падая на стол.
- Тут хватит на новое платье и… Ну, сама придумаешь.
Хлопнула входная дверь. Он ушел.
Девушка стекла с кресла, обхватила руками колени. Посмотрела
ненавидящим взглядом на дверь. Пошатываясь, добралась до хозяйской
ванной. Холодная вода падала на нее сплошным потоком, но она не
ощущала, не чувствовала.
Всегда думала, что сильная. Что справится со всем, что выпадет
на ее долю. Но ошиблась. Как же она ошиблась! Она смотрела в
большом настенном зеркале на свое отражение и ненавидела его,
пожалуй, столь же сильно, как и своего хозяина, господина…
Тонкая рука без замаха, но неожиданно с чудовищной силой ударила
по отражению. Зеркало разбилось, рассыпалось на множество осколков,
отражая худую молоденькую девушку с зареванным лицом. Остренький
носик, миленькие скулы, изумительно тонкие аккуратные губы, четкая
линия бровей… Миленькая… Ненавижу!
Порой девушка жалела, что на ее лице нет какого-нибудь увечья.
Тогда бы он отстал, отвязался. Даже хотела сама сделать это с
собой, но духу не хватило.
И уйти нельзя.
Тонкая цепочка на ноге. Выглядит, как украшение, а на самом деле
– мерзкий знак рабства, принадлежности. Стоит только ступить
за порог, как внутренности скрутит страшным спазмом, и сознание
покинет до того момента, пока не обнаружится хозяин взбунтовавшейся
игрушки.
Ненавижу!
Зеркало осыпалось на пол, и девушка в этот момент не могла
видеть своего отражения. И очень хорошо, что не могла. Потому что
ее глаза затянуло черной пленкой. Скрылась под ней светлая полоска
радужки, а за ней и весь белок. Черная дымка вырвалась из-по кожи,
словно темный пар от разгорячённого тела в сильный мороз.
Ненавижу!
Руки затряслись, худые пальцы лихорадочно дернули намертво
спаянную цепочку. Тонкое плетение оцарапало нежную кожу. Закапала
кровь, пачкая разбитое зеркало.
В нем, как в безумном калейдоскопе, отражалось нечто странное. И
страшное. В больших и маленьких осколках заплясали, сгущаясь, тени.
А в следующий миг стёкла заволокло непроглядной тьмой.
Тело девушки обмякло, опустилось прямо на острые куски стекла,
но она уже ничего не чувствовала. Да и как тут что-то
почувствовать, когда первородная, жуткая магия вырвалась на
свободу, оформляясь в желание, которое так и не было высказано
вслух несчастной сиротой. Сокровенное желание ее сердца, которое
древняя магия была обязана исполнить.
