Бывают дни, когда ничего не
происходит. Трещит огонь в очаге, пирог готовится с яблоками,
скромно прячутся в углу осенние сумерки. Тишь да благодать. Можно
сесть за вязание, книжку почитать или послушать плакальщиц из
церковного хора. Последнего покойника отпевали уже с темнотой, и
ветер доносил до меня заунывно-скорбные песни. Часовню построили у
подножья холма, ближе к людям и кипящей в деревни жизни. А избушка
язычницы, место которой я заняла, стояла выше, на самом холме, в
народе традиционно названном "Лысой горой".
Впрочем, на изоляцию я не
жаловалась. За моими окнами сверкали звёзды в дымке от натопленных
печей. Когда было время, я заваривала чай и устраивалась на веранде
- наблюдать за людской суетой. Деревня мне досталась большая, с
крепким частоколом и расписными домами. Днём по улицам носились
дети в ярких шапках, в компании выводка щенков - только листья
шуршали и взлетали из-под ног. А ночами у вод реки Талки бурно
выясняли отношения молодые, вместе с танцами и кострами до
утра.
В общем, не соскучишься.
С первыми холодами в церкви
участились свадьбы и - куда ж без этого - похороны. Положа руку на
сердце, я больше любила последнее. Истинно осенняя, тягучая и
холодная песнь плакальщиц затрагивала душу, выгоняла на порог и
оставляла наедине с миром. С долей иронии и скупой слезой я
вспоминала собственные похороны. Похороны мне запомнились лучше
свадьбы - и пожалуй, на похоронах я была намного счастливее.
А свадьбы - ух!.. Драки, пьяные
возгласы, от которых не спасали даже беруши, и сине-зелёные клиенты
под дверью с первыми петухами. В зависимости от ситуации и
росказней под самогон, просили яд либо для свекрови, либо для
соседа, а то и для жениха или невесты, которые оказались чуточку
неверными или малость козлами.
В итоге, местные свадьбы стоили мне
гудящей головы и нервного тика. Я уж молчу о попытках примирения
сторон и желания напоить ядом самого просившего.
Но надо сказать, сильно деревенские
меня не трогали. Присматривались ещё. Местную язычницу с ученицей я
сменила полгода назад и пока считалась "странной пришлой бабой".
Лишь в одном мне повезло - старую чаровницу боялись и не любили.
История знала немало случаев, когда на язычницу по распределению
ходили с топорами да вилами, но жители моей деревни толерантно
терпели. Может, потому что у них был ещё один козёл отпущения -
Змийный Царь и его слуги.
На него списывали всё. Разбитые
зеркала, измены и драки, неурожай или наводнение, пропажу девочек и
зарево над деревней. Моё предположение, что Змий - он не в
физическом теле, а в горячительной жидкости - было встречено таким
негодованием, что я сбежала от греха подальше. Где бы ни прятался
этот Царь, подозреваю, икалось ему знатно.
Но шутки шутками, а непонятные
тревожные звоночки в деревне я ловила. И самым первым сигналом
стало моё возвращение в мир Яви - мир живых.
Бывают дни, когда ничего не
происходит. Но после стука в дверь и громкого: "Гонец из академии
прибыл" я вдруг чётко осознала, что дни тишины закончились.
Дабы не светить халатом, я змейкой
влезла в бесформенное чёрное платье, которое держала для подобных
визитов. Чего только не сделаешь, чтобы не потерять образ мрачной
язычницы.
Гонец был из молодых и нахальных. Он
уверенно вошёл в дом, обдав меня запахом пота и деревенской
молочки. Судя по речи, предо мной стоял типичный столичный
житель.
- Добрый вечер, уважаемая! - он
сверился с бумагами и припечатал: - Как звать?
- Алесса, - растерялась я. Гонец
вновь сунул нос в свиток и наморщил лоб:
- Да?.. По распределению Олесь Рур
Темновская значится, двадцати трёх лет от роду. И где наставница
твоя?
