Костя
Слишком яркое солнце Калифорнии жгло глаза. Я бежал куда глаза
глядят, избавляясь от тоски и безделья. Единственное, что спасало
здесь, - безумный рельеф. Сразу за домом, в котором меня поселили,
начинались тысячи троп, что вели в горы. Неплохой хайк для
новичков. Для меня прикольный подъем бегом с уклоном повышенной
сложности.
Сегодня я улучшил рекорд на десять секунд. Пот лил градом.
Чертова жара. Я старался контролировать дыхание, снял майку, сел на
камень и достал бутылку воды, которую выхлебал за раз. Вид
открывался потрясающий, но ни хрена не радовал. Все эти
пасторальные картинки надоели до тошноты.
Вот уж не думал, что буду скучать по родине. Одна мысль о
лицемерной безумной Москве вгоняла меня в дикую ностальгию. Очень
хотелось домой.
Я встал, повернулся спиной к заливу, как будто мог обидеть его
своим пренебрежением. Уже собирался сделать несколько упражнений,
чтобы окончательно добить свое тело, но остановил звонок
мобильного.
Номер друга на дисплее как привет с Родины.
- Марат! - гаркнул я, наверно слишком весело. - Здорово.
- Привет, Костян. Ну, ты как?
Я не был настроен на вежливость.
- Все так же паршиво, дружище. Паршивый Сан-Фра, паршивые горы,
паршивый залив. И даже потрясающий закат в горах тоже паршивый.
Марат попытался утешить меня.
- Ты зажрался, друг мой. Сколько людей мечтают быть на твоем
месте…
- Махнусь не глядя. Предупреди только всех желающих поменяться,
что тут девок нет, только толпы педиков.
Марат заржал.
- А, нет, не предупреждай. Тогда ведь никто со мной не
поменяется.
- Ладно, Кос. Есть для тебя две новости.
- Плохая и хорошая? - аккуратно предположил я.
Марат звонил достаточно часто. Поначалу я от каждого его звонка
ждал новостей об амнистии, но ее не было. Поэтому со временем я
запретил себе не только спрашивать, но и надеяться.
- Все очень относительно в этом мире, мой друг, - расплывчато
отвечал Марат, разгоняя меня до бешенства за секунду.
- Казаев, ты про относительность поболтать Эйнштейну звони. Я не
философ ни разу.
- Печаль-беда, Кос. Эйнштейн-то помер давно. К тому же он не
философ, а физик был.
- Да хоть химик-ядерщик. Мне по колено.
- Значит, по родине скучаешь, а по другу не очень, - обиделся
Марат.
Я выдохнул и вытер лоб майкой.
- Скучаю, Марат. И по тебе, и по работе, и по Москве. Какого
хрена ты из меня это дерьмо вытаскиваешь? Хочешь, чтобы я заплакал
от тоски по березам?
- Берез и в Кали дохрена, - метко напомнил Марат. - Я понимаю, о
чем ты, Кос. Прости, сил нет как привык троллить тебя по жизни. Не
могу просто так новости сообщать.
- Сообщай уже. Я почти рыдаю и готов слушать.
- Амнистия на тебя снизошла одновременно с работой, - выпалил
Марат.
Я молчал не реагируя, хотя внутри все кипело. Казаев подождал
реакции, но он знал меня достаточно хорошо и понимал, что я не буду
визжать от счастья, словно девчонка. Амнистия одновременно с
работой - это много подробностей и оговорок.
- У знакомой девочки проблемы. Ты должен забрать ее из
Лос-Анджелеса и проводить до Алтая.
- Пешком? - не сдержался я. - Я не Спаситель, чтобы по океану
гулять.
- Самолетом, Костя, - Марат теперь отчитывался серьезно. - Потом
машиной. Паспорта вам обоим лучше не светить в России. Границы
будет достаточно.
- Громов меня амнистировал?
- Нет, но у тебя будет возможность лично с ним пообщаться, если
справишься с заданием.
Объяснения Марата ничего не объясняли. Я встал с камня, прошелся
вдоль обрыва и искренне признался:
- Я ничего не понял, Казаев.
- Не по телефону и не я расскажу тебе подробности. Лови в
сообщениях всю информацию. Я обычно не даю советов, но тут сделаю
исключение. Возьмись за это дело, Кость. Иначе можешь застрять в
Калифорнии надолго. Люблю, целую, обнимаю, пока.
