Эля
— А! — вздрагиваю всем телом в своей
постели.
Кошмар…
Я снова просыпаюсь с мыслью о том,
что мамы больше нет. И так уже полгода. Скорбеть я не в силах
перестать. Все только усугубляется, прогрессирует. Кошмары каждый
божий день. С каждым днем только больнее.
Мне всего двадцать, но чувствую я
себя на сорок, потрепанной жизнью без надежды на лучшее.
Не могу простить отца и уж тем более
перестать ненавидеть его любовницу, которая получив все, что ей
было нужно от отца, просто растворилась, оставив после себя
загубленную жизнь моей мамы.
Отец бросил маму, чтобы быть с ней.
Я унижалась, как могла, прося отца вернуться к маме, говоря о том,
что она сгорает как свеча без него. Но отец не хотел слушать. Он
делал вид, что не верит, но ему было попросту наплевать. Мама
погибла. А эта дрянь только удовольствие получила от случившегося.
Едва мама умерла, а отец прогорел в своем небольшом бизнесе, этой
сучки след простыл. Я видела ее лишь дважды вблизи. Никогда не
забуду смазливое лицо этой твари. Оно мне тоже снится. Ее
улыбка.
Трель будильника на телефоне
вырывает меня из болезненных воспоминаний, заставляет вспомнить и о
другом. О том, что пора собираться и идти на работу.
Сделав себе полезный завтрак и съев
его лишь третью часть, я привожу себя в порядок и отправляюсь в
свой маленький цветочный магазин неподалеку от дома. Раньше им
управляла мама, всю свою душу в него вкладывала. Незадолго до
смерти она отписала магазин мне. Не самое прибыльное дело, но мне в
радость. С тех пор как отец предал нас, я решила уйти с очной учебы
и зарабатывать сама. Мне очень важна моя независимость.
Отца уже пару месяцев не видела, и
видеть не желаю. Смотреть на то, как он спивается и горюет по своей
двадцати девятилетней сбежавшей от него сучке-Полине — у меня нет
ни малейшего желания. Тошнит. По матери он ни единой слезы не
уронил. Как сейчас помню, он лишь нахмурился и отвел взгляд. На
этом все. Для него ее смерть была лишь проблемой в виде
похорон.
Вот уже почти обед. Ко мне
присоединяется моя помощница студентка и по совместительству
подруга Кира.
— Ну и жара сегодня. Конец августа,
а пекло как в начале июля, — шумно выдыхает Кира, доставая из
маленького холодильника бутылку с водой.
— Зубы не заговаривай. Ты должна
была час назад прийти, — ворчу шутливо я.
— Да меня задержали. Прости.
Надеюсь, ты из-за меня не пропустишь свой сеанс с психологом?
— Я к нему больше не пойду, —
заявляю я.
— Решила завязать? Давно пора.
Не помогают мне эти разговоры об
одном и том же. Каждый раз, когда Алиса Матвеевна начинала
заговаривать о прощении и отпущении прошлого, то я аж зубами
скрежетала и ерзала, сидя в ее удобном кресле. Больше не могу этого
слышать. С меня довольно.
Еще моя проблема в том, что я все
держу в себе. Так говорила мне Алиса Матвеевна. Только кому мне это
все высказывать? Некому. Я совершенно одна.
— Помоги мне, пожалуйста, вот эти
цветы оформить.
— Ага, сейчас, — торопится ко мне
Кира.
Один за другим, очень быстро, мы
собираем оригинальные букеты, которые я буду продавать по скидке.
Эти цветы уже не очень свежие.
— Слушай… Я тут кое-что рассказать
хотела, — отвлекается Кира. — Точнее спросить.
— М-м? — ловко подрезаю розы.
— Случайно сегодня наткнулась на
светские новости. Фотку там увидела. Я не уверена, но… мне кажется,
что на ней была та самая девица.
— Какая девица?
— Та брюнетка, с которой твой отец,
ну… Я не помню, как ее зовут, — мои руки замирают, как и взгляд.
Оживаю, когда вижу, что Кира достает свой смартфон. — Сейчас, —
видимо, ищет фотку. — Вот.
Встряхиваю кисти рук и беру телефон
подруги.
Вижу эту тварь в обществе статного
брюнета. Блистающую, с сияющей улыбкой, будто полгода назад она не
уничтожила целую семью. Уверена, что наша семья не первая. Эта
хищница давно занимается разрушением семей.
