Я смотрел в его светлые, на
выкате глаза, словно загипнотизированный удавом кролик.
Мама зажимала рукой рану на
груди и пыталась что-то сказать, но ее губы шевелились беззвучно.
Отец лежал в грязной луже, вода которой быстро становилась красной.
Я понимал, что сейчас умру, но – как в ночном кошмаре – не мог ни
крикнуть, ни пошевелиться.
Убийца сделал шаг в мою
сторону... и вдруг бросил нож к моим ногам…
1.
Этот сон снился мне время от времени
вот уже несколько лет подряд. Менялась обстановка, действующие
лица, детали, но суть всегда оставалась та же. Я шел по набережной
с девушкой. Девушка могла быть знакомой или незнакомой, но
непременно очень красивой. И шли мы с ней ко мне домой, где в этот
момент гарантированно никого не было. Я нежно обнимал ее за талию
или держал за руку, и все было так многообещающе… Но тут, как по
закону подлости, непременно что-то происходило. Я оборачивался на
какой-нибудь шум или наклонялся завязать шнурок. И в этот момент
девушка исчезала, а я оставался стоять у Карлова моста дурак
дураком – на радость многочисленным туристам.
Но на этот раз сон кончился
по-другому. Да, я, как обычно, вел домой девушку - то ли
однокурсницу Власту, то ли Марию Шарапову. «Смотри, - сказала она
мне, - сто крон валяются». Я наклонился за бумажкой, а когда
выпрямился, как всегда оказался один, но совершенно в другом месте.
И место это было довольно жутким. Грязные обшарпанные дома с
выбитыми стеклами. Искореженный асфальт, сквозь который пыталась
прорасти бледная трава. Лужи с застоявшейся зеленой водой. И ни
души. Но я знал, что здесь прячется что-то страшное. А еще страшнее
было от того, что место это казалось смутно знакомым. Словно я был
здесь когда-то очень давно...
Проснулся я с дико бьющимся сердцем.
Влажная от пота простыня обмоталась вокруг меня, словно кокон. Я
выпутался из нее и протянул руку за мобильником. Часы показывали
половину второго.
Кошмар кошмаром, а все-таки это
самый настоящий кайф: проснуться ночью, посмотреть на будильник и
убедиться, что спать осталось еще целых пять с половиной часов. А
еще замечательнее, когда сообразишь, что не пять с половиной, а
сколько захочешь, потому что экзамены сданы на отлично, вчера
закончилась практика и впереди летние каникулы. Я устроился
поудобнее, закрыл глаза и вдруг услышал голоса.
В своей спальне разговаривали
родители. И делали это на повышенных тонах – если учесть, что наши
комнаты разделены широким холлом и обычно я не слышу даже звука
работающего у них телевизора. Да и вообще, на моей памяти родители
серьезно ссорились всего несколько раз. Мама моя особа нервная, но
все ее вспышки моментально вязнут во флегме отца и тонут в ней, как
в болоте.
Впрочем, была и еще одна странность.
Как в любой двуязычной семье, мы легко переходим с языка на язык, с
чешского на русский и обратно, хотя и предпочитаем русский. Но
обычно никогда не мешаем слова двух языков в одном предложении.
Поэтому фраза отца «Ольго, то йе просто кошмар» говорила о многом.
Например, о том, что кошмар действительно полный.
Конечно, подслушивать некрасиво, кто
спорит, но когда люди говорят в полный голос, они должны отдавать
себе отчет, что кто-то их непременно услышит.
То ли соседи по батарее постучали,
то ли что, но голоса стали тише, и как я ни старался, ничего больше
разобрать так и не смог. Кроме одного. «Это же твоя мать!» - сказал
отец. Потом мама, кажется, заплакала, а еще через несколько минут
все стихло.
«Это же твоя мать!»
Вот в чем дело.
Я вспомнил, что сегодня ближе к
вечеру раздался звонок и незнакомый мужской голос попросил маму к
телефону. Поговорив с ним, она ходила сама не своя. Котлеты
пересолила. Я еще пошутил дежурно: мол, влюбилась мама, да? Но она
не отреагировала. И спать ушла рано, сказала, что голова болит.