- До свидания, Иза Ивановна! – хором
проскандировали двойняшки Нина-и-Зина, просачиваясь в открытую
дверь.
- До свидания, Елизавета Ивановна, -
попрощалась их мама.
Большинству моих четырехлеток
выговорить «Елизавета» было еще не по зубам, но даже «Лизу» они
умудрялись превратить в «Изу». Впрочем, я не возражала, мне
нравилось.
Посмотрев на часы, я вернулась в
группу, где Даша и Аллан сосредоточенно строили вавилонскую башню
из кубиков. Дашу частенько забирали последней, но Аллан – это было
что-то новенькое. Обычно он уходил домой одним из первых, чаще
всего с пожилой женщиной, которую называл Лолой. Сначала мы все
думали, что это бабушка, но выяснилось, что няня.
Иногда за ним приезжал на черном
«Лексусе» папа, и тогда у всех воспитательниц и нянечек находились
срочные дела в моей группе. Дамы из кожи вон лезли, чтобы попасться
ему на глаза, даже замужние и пожилые. Потому что папа Аллана был
просто эталонным красавцем. Хоть клади его под колпак в Палату мер
и весов. Высокий стройный брюнет с глазами невероятного
василькового оттенка и четкими, как из-под резца скульптора,
чертами лица – его не портил даже тонкий шрам на виске, наоборот,
придавал безупречно рафинированному облику пряно-пикантную нотку.
Мы спорили, сколько ему лет. Может, тридцать, а может, и сорок. Что
называется, без возраста. Он всегда был безупречно вежлив, сдержан
и отстранен, но от одного лишь взгляда – без малейшей
заинтересованности с его стороны – у меня предательски теплело в
животе.
Этот мужчина был убойно сексуален, и
вместе с тем проскальзывало в нем что-то такое… Я не могла этого
сформулировать при всем желании. Завораживающее? Пугающее?
Принц ночи – так называла его
романтичная воспитательница старшей группы Лелечка. И да, пожалуй,
ему это очень подходило. Как и имя – его звали Эйдар Монеско. Вот
так, без отчества. Потому что какой-то иностранец, хоть и с
российским гражданством. Нам оставалось только гадать: итальянец,
грузин, грек, турок, араб? Или, может, еврей? Или румын? Однако
по-русски он говорил без малейшего акцента, и никаких характерных
признаков какой-либо национальности в нем не наблюдалось.
Светлокожий, золотисто-рыжий, кудрявый Аллан был абсолютно на него
не похож. Пошел в мать? О ней мы знали лишь то, что она умерла.
Еще одной загадкой оставался род
занятий Эйдара. В личном деле Аллана в графе «Сведения о родителях»
было записано лаконично и непонятно: «Член наблюдательного совета
ЗАО «Н-групп»». Но очевидно было, что человек очень даже
состоятельный. Не только по машине и костюмам ценой в несколько
моих зарплат. Большие деньги всегда накладывают свой отпечаток. На
кого-то отпечаток вульгарности и дурновкусия, на кого-то –
сдержанной, не бросающейся в глаза, но вполне ощутимой, как аромат
тонкого парфюма, роскоши. Наверняка он мог отдать сына в частный
садик или вообще держать дома, но по какой-то причине предпочел
самый обыкновенный, муниципальный.
За Дашей пришла мама, я проводила их
и вернулась в группу. Аллан водрузил на вершину башни синий конус и
теперь придирчиво разглядывал их с Дашей общее творение.
- Что-то твоей няни нет, Аллан, - я
погладила его по рыжим кудряшкам.
- Сегодня меня заберет папа, -
ответил мальчик. – Но он задерживается.
Аллан единственный из группы четко
выговаривал все звуки, да и в целом говорил совсем не как
четырехлетний. Он заметно опережал сверстников в развитии, свободно
читал, считал до ста. Если мне надо было ненадолго отлучиться, я
всегда могла посадить его читать вслух. Он вообще был какой-то
очень взрослый и… неотмирный. Часто о чем-то задумывался и не сразу
реагировал, если его звали.
«Ну что ты хочешь? – пожимала
плечами нянечка Света. – У парня мать умерла. Ясное дело, он не
такой, как другие. И занимаются с ним очень плотно, это
заметно».
