Демид
Державин сидел за столом и нервно постукивал по нему пальцами.
Смотрел на меня хмуро, словно на молодняк. Пытался запугать, но я
как сел и растекся лениво по стулу, так и продолжал смотреть на
него не мигая.
– Что скажешь в свое оправдание?
– А должен?
Лицо Державина от моего вопроса-ответа покраснело. Он со злостью
поправил галстук, подергал его и наконец вырвал с мясом.
– На тебя жалобы сыплются как из рога изобилия. Да семьдесят
процентов жалоб отделения на тебя одного приходится!
К крикам начальства не привыкать, так что я даже не сморщился.
Поорет да перестанет. Знаем, проходили.
– И не стыдно тебе?
Вопрос риторический, потому смолчал. Ждал, пока Державина
отпустит и он перейдет к делу.
– Вот уволю тебя к чертовой матери, Довлатов, будешь тогда
палкой махать на дороге. Полосатой! – продолжал сыпать пустыми
угрозами начальник, но мы оба знали, что с такой раскрываемостью,
как у моего отдела, никаким увольнением или переводом не пахнет.
Однако придется сделать вид, что я поддался. Немного. А то у него,
того и гляди, рожа лопнет или инсульт хватит. Слишком уж
раскочевряжило старика.
– Чего молчим? Ты лучше объясни, зачем грубил прокурорской
семье?! Большой человек! Мог бы и с уважением отнестись, а не в
камере закрывать! Еще и опеку вызвал – на прокурорского ребенка! –
пыжился Державин, вспоминая минувшие дни, когда к нам за воровство
доставили девчонку с дочкой, а тех потом мой товарищ и по
совместительству прокурор округа взял в оборот и в качестве семьи
представил.
Та история была известна не всем, Державин был точно не в курсе.
И уверился, что я применил грубое обращение к жене и дочке
прокурора, который ходит в любимчиках у генерала и знается с его
семьей. Поэтому и орет сегодня начальник на всю Ивановскую.
– Вот вроде смазливый ты для баб мужик, тебе бы с ними шуры-муры
водить, а они от тебя только и огребают. Всё! Сил моих на твою рожу
дьявольскую смотреть нет! Проваливай! И если хоть от одной девицы
хоть одна жалоба на твою грубость поступит, отправлю тебя
участковым на Даниловский район, усек?!
Угроза подействовала, и я, стиснув зубы, кивнул. Даниловский –
самый тухлый, то есть спокойный по криминогенности район. Для
многих попасть туда рай, а вот для такой деятельной натуры, как у
меня, сродни наказанию в виде адского котла.
В другой раз я бы стоял на своем насмерть, но сейчас перемены
мне не с руки. Как снежный ком, вместе с появлением бывшей
навалились проблемы, о которых я семь лет не был в курсе. Хотел бы
сказать, что еще столько же не знал бы о них, но прошло всего двое
суток с момента, как я получил от нее сообщение. Зная ее, она могла
соврать, что ее сын от меня, но она ведь знала, что я всё проверю.
Черт, Довлатов, неужели ты собираешься реально забирать пацана из
детдома? Черт!
– Демид Дмитриевич! – крикнул мне подчиненный Ахметов, выходя из
общего кабинета. – Мне нужно на место преступления выехать,
Максимов в отпуске, а Жезневский на выезде. Некому подозреваемую
допросить.
– Что там? – кивнул я и остановился, хватаясь за ручку
двери.
– Киднеппинг. Девчонка пыталась украсть ребенка из детдома.
Ахметов сморщился. Преступления с детьми – самые неприятные, они
оставляли мерзкий привкус горечи. Он коротко ввел меня в курс дела,
и я заскрежетал зубами. Несколько дней назад этот случай стал бы в
моей практике еще одним безликим преступлением, но с тех пор, как я
узнал, что бывшая, мало того что скрыла от меня беременность семь
лет назад и вышла замуж за моего более состоятельного друга, так
еще и сдала сына в детдом, как только криминальные дружки ее мужа
проломили ему череп, вогнав того в кому, а сама Маринка пустилась в
бега. Хорошо, ума хватило написать мне. Черт, Довлатов, неужели ты
и правда свыкся с мыслью, что ты отец?
