Детство заканчивается там, где начинается борьба за жизнь.
1
Мое имя Джон. Джон Март. Так меня окрестили в приюте. Отец отдал меня туда, когда мне исполнилось три месяца, и не назвал своей фамилии. Потому я и получил новую, соответствующую названию месяца, в котором меня принесли к работникам приюта. Такой обычай был заведен со дня постройки самого здания приюта.
Я родился, как вы уже поняли, в январе, в бедной семье рыбаков, в 1687 году. О своей семье я больше ничего не могу рассказать, так как ничего о них не знаю. О том, что они были рыбаками, случайно проговорилась воспитательница, мадам Лоро. Она меня жутко не любила. Хотя, если быть точнее – она не любила никого, но меня еще больше остальных. Однажды я украл кусок хлеба с кухни и был пойман с поличным. Будучи в ярости, мадам Лоро сказала, что лучше бы мой отец бросил меня в море в качестве наживки и поймал для своей семьи немного рыбы вместо того, чтобы перебрасывать свои родительские обязанности на приют. Так я и понял, что я сын рыбака. Позже мадам Лоро пожалела, что не сдержала эмоций, так как после услышанного я неоднократно пытался выведать у нее имя своего отца. На тот момент мне было уже шесть лет, и я, конечно же, захотел найти свою родную семью. В моей душе загорелась надежда изменить свою жизнь и окружить себя теми людьми, кому моя судьба будет небезразлична. Тот факт, что отец лично принес и отдал меня из своих рук незнакомым ему людям, не находил места в моей наивной детской голове. Я не хотел об этом думать и сам придумывал оправдания его поступку. Я надеялся, что ситуация изменилась, и он сможет найти для меня место в своем доме, и я, как благодарный и примерный сын, буду всячески помогать ему как в доме, так и в море. Я мечтал увидеть мать, надеялся, что она все же жива, и утонуть в ее крепких объятьях и любви. На улицах и в окнах домов я видел, как окутаны заботой своих родителей дети, и очень хотел получить хотя бы малую долю того же, что имели они.
Годы шли, но поиски родителей не принесли мне никаких результатов. Если вы подумали, что я сбежал из приюта и посвятил себя их поиску – нет. Дети могли приходить и уходить, когда им вздумается, конечно, только в дневное время. В приюте все было по расписанию. Если не успел прийти вовремя на завтрак, обед или ужин – ходишь голодным. Хочу подчеркнуть, что кормили нас так, что сытыми мы никогда не были, поэтому пропускать трапезу никто не хотел. Ворота приюта закрывались в девять часов вечера и отрывались в семь утра. Думаю, объяснять то, что опоздавший будет вынужден ночевать на улице, не нужно.
Время шло, я становился взрослее и уже бросил всякую надежду найти кого-то из моей родни. Но чуда не произошло, а между тем, цели моей жизни изменились. Я не надеялся выбиться в люди. Достояние среднего класса казалось для меня недостижимой мечтой. Каждый день я пытался выжить и найти для своего вечно голодного желудка какой-нибудь еды. Под словом «найти» я подразумеваю – украсть. А как иначе? Денег у меня не было, заработать их я не мог, так как никто из мастеров не желал брать к себе в помощники такого оборванца, как я, опасаясь, что его обворуют. Попрошайничество также не могло меня прокормить, бывало, что за целый день я не мог выпросить и одной монеты. Вы спросите, а как же приют? Порции в приюте всегда и у всех были одинаковы, вне зависимости от возраста. Маленьким детям этого хватало, но с процессом взросления желудок просит все больше и больше. Конечно, было и то, о чем официально никто не говорил. Маленькие дети редко съедали всю порцию. Обычно, дабы получить поддержку и защиту старшего, малыши, в добровольно-принудительном порядке, отдавали часть своей еды, ведь стать объектом избиения было простым делом. Но даже после уплаты дани вмешиваться в разборки никто не стремился. Только желающих становилось меньше.
