Землянка в школе навигаторов

Глава 1

Сколько себя помню, я засматривалась на звёздное небо. Я любила минуты, когда дежурный воспитатель нашего детского дома, обходя спальни воспитанников, выключала свет — и я смотрела и смотрела на ночное небо, на звёзды, на краешек луны, который виднелся в окне. Не один десяток раз воспитатели, застукав меня сидящей на подоконнике и считающей звёзды, ставили на час в угол. Раньше — когда мне было восемь, одиннадцать лет — я на них злилась: меня наказывали, лишали сладкого, доступа во Всемирную Сеть; я одной из последних выбирала подарки на Новый год, переданные попечителями детского дома и волонтёрами.

Рядом с окном спальни девочек была установлена пожарная лестница. Я научилась перебираться на неё через окно и забиралась на крышу. В первый раз я чуть не свалилась с высоты третьего этажа, но потом наловчилась и стала действовать на автомате. Работало это только летом, но однажды я решила выбраться в ясную морозную ночь — уж больно хотелось посмотреть на комету Атлас, в эти зимние дни её было видно невооружённым глазом!

Есть в звёздах что-то особенное. Вы только попробуйте выйти ночью на улицу и посмотреть в небо. Отвести взгляд окажется очень сложно. Я вот не могла. Просто не находила сил.

Когда я вернулась в комнату, дежурный воспитатель уже сидела на моей кровати. Меня лиши вишнёвого пирога, и все зимние каникулы мне пришлось помогать на кухне.

Я злилась, рыдала, огрызалась, объявляла бойкот, но всё равно, как только появлялась возможность, сбегала на крышу или в парк. А потом я открыла для себя, что могу быть куда ближе к звёздам…

Это осознание пришло постепенно, после ежегодного медицинского осмотра. В тот год у меня начались месячные, так что к привычным врачам добавились ещё. Во-первых, гинеколог — дородная тётка с мясистыми руками, которая, спросив, не было ли у меня половых актов, и получив отрицательный ответ, ввела датчик УЗИ мне в задницу. Трансректальное обследование органов малого таза предназначалось для тех девушек, кто не вёл половую жизнь.

— Всё в порядке. Матка малюсенькая, но размеры в нижней границе нормы, — сообщила тётка. — Вытрись салфеткой, салфетку в урну, одевайся за ширмой. — И громко выкрикнула: — Следующая!

С голой задницей, на дрожащих после неприятной процедуры ногах, я сползла с акушерского кресла, на котором побывала впервые, и побрела к кушетке. В прострации натянула трусы, чёрные брюки, поношенные кроссовки. В медицинском бегунке значился последний врач — эндо… анеди… нутри… нолог — в общем, тот, кто следит за буйством гормонов у подростков.

В последнем медицинском кабинете за столом сидел врач. Мужчина. Судя по гладкости кожи и отсутствию морщин, ему было лет тридцать, но мне почему-то казалось, что он старше, гораздо старше. В глазах предыдущих врачей читались жалость, надменность, брезгливость — взгляд этого мужчины не выражал ничего; и всё же он приковывал внимание. Возможно, это цвет глаз оставлял такое неизгладимое впечатление. Ярко-синий.

Наша бьюти-индустрия теперь могла и не такое. Можно было, сделав пару уколов, отрастить себе длинные и пышные ресницы; или сменить цвет волос, которые не пришлось бы подкрашивать, как это делали ещё лет пятьдесят назад. Я бы хотела сменить свой мрачный чёрный цвет на светлый, как у Ирэны Блестящей, самой популярной поп-дивы этого десятилетия. Божественный голос, актёрский талант, яркая внешность. Но бьюти-индустрия не любит нищих. А воспитанники детского дома, хоть и не нуждаются ни в чём, личных денег не имеют.

От пристального взгляда мужчины-доктора по коже побежали мурашки. Очень захотелось убраться из его кабинета.

— Мелания Васькина, тринадцать лет, — прочитал он с компа мои данные, указанные в карточке объединённой по всей Земле медицинской сети «ВсеМед». — Хирургических вмешательств не было, обращений и жалоб медицинского характера тоже.