Аврора
— Согласны ли вы, Аврора Никольская, взять в законные мужья
Марата Зверева по доброй воле и быть с ним и в горе, и в радости,
пока смерть не разлучит вас? — словно издалека слышу голос
женщины-регистратора.
Это ко мне обращаются?..
Не могу сообразить, что происходит. Я словно нахожусь в какой-то
прострации, не понимая, что я здесь делаю: посреди всех этих
незнакомых людей, стоя почти над скалистым обрывом в подвенечном
белом дорогом, обшитом кружевом платье с открытыми плечами,
белоснежной длинной фатой с вуалью, что закрывает моё лицо. Мои
пшеничные цвета волосы подколоты изящной заколкой на макушке. Они
развеваются от каждого прикосновения ветерка. В руках держу
небольшой букет – композиция из пионовидных роз белого оттенка.
Мой расфокусированный взгляд устремлён не на женщину, которой на
вид сорок пять-пятьдесят лет, что, по-видимому, обращается ко мне,
а поверх её головы, прямо на раскинувшийся бушующий океан, бьющийся
волнами о скалы. Точно такой же, как и внутри меня сейчас. Пальцы
бьёт мелкой дробью, и я сильнее сжимаю красивый букет в руках,
чтобы притупить страх и панику внутри.
К глазам подступают слёзы, отчего их начинает щипать. И мне
приходится зажмуриться, чтобы прогнать предательскую влагу. Я не
хочу, чтобы все видели мою слабость, и как мне трудно и больно
сделать этот шаг в пропасть.
Выдыхаю и вновь вдыхаю, задерживая дыхание, смотря на небо –
лазурное и чистое до рези в глазах. На океан, который бушует,
волнуется, бьётся о скалы. Ему больно, одиноко. Он кричит, просит
чайку, что летает высоко над волнами, порхая и взметая своими
крыльями, не покидать его. Не оставлять. Ему страшно оставаться
одному.
А чайка плачет в ответ. Ей тоже больно. Точно так же, как и
мне.
Чувствую, как одинокая слеза касается нежностью пушистых ресниц.
Взмахиваю трепетно, и она катится вниз, лаская кожу лица. Словно
хочет согреть, приласкать.
А я смотрю в небо. На чайку, что летает над океаном и просит
простить её, потому что не может быть без океана. Потому что любит.
Любит так, что без него не сможет жить. Она разобьётся о дикие
скалы, если он её не простит.
Чувствую, как всю меня окутывает дрожь. Становиться зябко, а
ветер, что вдруг разбушевался, касается своими прохладными ладонями
моих плеч.
— Аврора, — слышу возле себя мужской низкий голос и вздрагиваю.
— С тобой всё хорошо? — задаёт вопрос мой жених и будущий муж,
которого я едва знаю.
— Да, — говорю в ответ, не отрывая взгляда от бушующей стихии и
одинокой чайки, что взметнулась ввысь, разрывая тишину криком
невыносимой боли.
Марат Зверев – мой жених и будущий муж. Мужчина, которого боятся
все в городе. Огромный, пугающий, сильный и очень влиятельный.
Я не люблю его. У меня даже нет к нему никакой симпатии. Ничего.
Только страх – сильный, жуткий... Тот, что пробрался ко мне в
сердце и терзает мою душу. Я боюсь смотреть ему в глаза, которые
отражают всю его тьму, что он носит внутри себя. Но больше всего
боюсь, что он прикоснётся ко мне. Этот страх всё сильнее
разгорается внутри меня, не давая здраво мыслить и спокойно дышать.
Он забирает весь мой кислород, перекрывая доступ воздуху.
Я не хочу выходить за него замуж. Быть его женой. Не хочу. Но у
меня нет выбора. Мне просто его не дали. Родители, которые считают,
что их дочь опозорена, и её нужно как можно скорее выдать замуж. И
совершенно не важно, за кого. Лишь бы только не имела никакого
отношения к их семье.
— Я согласна, — то ли шепчу, то ли громко говорю. Я уже ничего
не понимаю. Ничего не слышу.
Лишь одна мысль бьётся у меня в голове: “Через считанные минуты
я стану женой Марата Зверева. Мужчины, что держит весь город в
страхе.”
— Согласны ли вы, Марат Зверев, взять в жены Аврору Никольскую
по доброй воле, любить её и делить с ней все горе и радости, беречь
и защищать? — вновь задаёт вопрос женщина, недовольное лицо которой
я вижу сквозь свою вуаль.
