Я молилась, отчаянно и судорожно
наворачивая круги по несчастным двум метрам свободного пространства
нашей ванной комнаты, бросая краткие взгляды на стиральную машинку,
на поверхности которой в рядок были выложены шесть использованных
тестов на беременность.
В голову шли всякие дурацкие мысли
из серии "а каким точно богам-то молиться? Христианство,
мусульманство, иудаизм… а может быть, пастафарианство?". Я была
готова поверить во всё что угодно, лишь бы… Лишь бы.
Не имея ни малейшего представления,
чего именно хочу в этой ситуации, я рухнула на бортик ванны и
разблокировала экран телефона. Все три запущенных таймера
показывали, что до момента "икс" осталось более трёх минут. Тихо
застонав, я уткнулась лицом в ладони. За что мне это
всё?!
За дверью раздалось истошное и
протяжное:
— Маааааааам.
Таська с самого детства умела вопить
так, что у окружающих тут же возникало непреодолимое желание бежать
к ней в полной уверенности, что ребёнку грозит как минимум
смертельная опасность. Но я уже давно научилась не реагировать на
эту уловку: хватило первых двух сотен раз, трёх шишек на лбу и
одной разбитой коленки, чтобы понять — дочь у меня местами излишне
экспрессивна.
— Тася, я моюсь! — как можно более
строгим голосом прокричала я в ответ, для пущей убедительности
отвернув кран с водой. — Если что-то надо, попроси Женю!
За дверью подозрительно промолчали,
и я выдохнула, понадеявшись, что у меня есть хотя бы минут десять
спокойствия, чтобы пережить свой личный апокалипсис.
Две с половиной минуты.
Чёрт.
Всё началось несколько часов назад
на послеобеденном заседании факультета, где собрались заведующие
кафедр и мои замы. После того как с текущими вопросами было
покончено, на длинном овальном столе (не без помощи девочек из
приёмной деканата) образовался чайный сервиз и парочка аппетитных
тортов — сегодня мы провожали в декрет моего зама по воспитательной
работе. Милейшей Кире Марковне было заметно за сорок и никто не был
готов к таким геройствам с её стороны, поэтому весь факультет до
сих пор пребывал в лёгком шоке и нервном возбуждении. Не
ожидали.
Завкафы — умнейшие дядьки (три
кандидата и один доктор наук) со специфическим чувством юмора —
всячески старались своими шуточками разрядить обстановку, лишь
повышая градус неловкости, повисшей в помещении.
Бедная Кира Марковна только и
успевала, что бледнеть да краснеть. Я как раз уже собиралась
вмешаться, когда добрейший Альберт Самуилович — руководитель
кафедры прикладной и вычислительной математики — в шестнадцатый раз
заключил:
— Ох и удивили же вы нас, Кира
Марковна, не ожидали, ей-богу, не ожидали. В ваши-то годы...
Я было открыла рот, чтобы
переключить всеобщее внимание этих великих умов на что-нибудь более
безопасное (например, на критику современной системы образования),
как поняла, что если срочно не сожму поплотнее губы, то вместо слов
рискую выплеснуть на достопочтенную публику совсем не то, что
планировала.
И, зажав ладошкой рот, в испуге
уставилась на торт, который ещё минуту назад уплетала за обе щеки с
вполне выраженным аппетитом.
Мой жест, как назло, тут же был
отмечен всеми, что странно, ибо повышенным вниманием мои умные
дядьки не отличались. Они даже беременность Киры Марковны заметили…
недели две назад, когда та с ничем не скрываемой выразительностью
стала походить на ледокол “Красин”.
— Альбина Борисовна, с вами всё в
порядке? — забеспокоился всё тот же Альберт Самуилович.
Я энергично закивала головой,
опасаясь открывать рот и ощущая, как содержимое моего желудка
путешествует внутри меня.
— Альбина Борисовна, а вы у нас
часом не решили последовать примеру Киры Марковны? — с восторгом от
собственного остроумия пошутил Демьян Эдуардович — заведующий
кафедры матанализа.
