Мария поднялась ровно в 7:00 – не раньше, не позже. Это было уже не столько привычкой, сколько рефлексом. Тяжёлые веки дрогнули, и с тихим, почти болезненным вздохом девушка, не открывая глаз, протянула руку к стулу у кровати. Кончики её пальцев – бледные и тонкие, как у пианистки – нащупали знакомую ткань. На спинке, как всегда, висел её старенький хлопковый халат: выцветший до оттенка слоновой кости, с распущенными нитками по краям рукавов. Всё ещё тёплый, мягкий и пахнущий дешёвым кондиционером с едва уловимыми нотками лаванды.
Накинув его почти наощупь, Мария шаркнула босыми ногами по прохладному полу и побрела в сторону кухни.
На книжной полке её взгляд зацепился за коробку со старыми открытками – привычка, оставшаяся с детства. Мама всегда говорила: «У каждой открытки своя история, Машенька. Люди писали их с трепетом, от всего сердца». Теперь эти чужие истории казались единственным светлым пятном в её собственной жизни.
Комната дышала тишиной, нарушаемой лишь хрустом шагов по скрипучим половицам. В полумраке кухни, где единственным источником света служил мутный апрельский рассвет, просачивающийся сквозь тонкие занавески, девушка на автомате нажала кнопку электрического чайника. Старый прибор ответил тихим загудением и шипением.
За окном маячил угол соседнего дома – такого же облупленного и серого, как и весь квартал. На карнизе, нахохлившись от утренней прохлады, сидела стайка голубей. Птицы выглядели почти каменными, лишь изредка одна встряхивала перьями, сбрасывая в воздух крохотные капли воды.
«Как мамина подопечная, тётя Тамара», – мелькнула мысль. Девушка невольно поёжилась, вспомнив, как в десять лет впервые попала в дом богатой старушки. Мама работала сиделкой, а её брали с собой, когда не с кем было оставить. Тётя Тамара сидела в кресле, окружённая дорогими вещами, и смотрела в окно такими же неподвижными глазами. А мама улыбалась, получая жалкие гроши, и только дома, на кухне, тихо плакала над счетами…
Проведя пальцами по спутанным каштановым волосам и зевнув, Мари направилась в ванную. Узкое помещение с отколотой плиткой и желтоватым налётом на кранах встретило её своим привычным видом. В запотевшем зеркале отразилось бледное лицо с тенью от подушки на щеке и кругами под глазами.
Прошло всего пару минут, прежде чем свист чайника взвыл на полной мощности. Пронзительный звук эхом отразился от стен. Девушка вылетела из ванной с зубной щёткой в уголке рта, пеной на подбородке, и спешно выдернула шнур из розетки, будто спасая чайник от боли. Не теряя ни секунды, поставила гранёный стакан с заваркой под кипяток, одновременно наклоняясь к раковине – прополоскать рот под прохладной струёй.
Это утро явно не задалось.
Взглянув мельком на циферблат старых настенных часов с надписью «Янтарь», доставшихся ей от бабушки, Мари осознала, что времени осталось катастрофически мало.
Сегодня с утра должен был прийти её парень – Алексей. Высокий, светловолосый, вечно взъерошенный, с улыбкой, от которой у него в уголках глаз собирались крошечные морщинки. В последнее время эта улыбка стала какой-то натянутой, а взгляд – тревожным. Она знала, что у него проблемы на работе, что он беспокоится о деньгах, но каждый раз, когда пыталась заговорить об этом, он отмахивался или переводил тему.
И хоть она была бы рада его видеть, и в целом они заранее договаривались об этой встрече, настроение на что-то кроме сна у девушки не было. Да и чёрное, тяжёлое небо за окном, с которого уже начали срываться крупные капли дождя, лишь сгущало краски.
Старый шкаф скрипнул в знак протеста, когда она торопливо извлекла из него тёмно-синие джинсы и простую белую блузку. Переодеваясь, Мари случайно задела чашку с чаем. Напиток пролился, оставив на ткани пятно размером с монету.
