В начале, когда не было ни начал, ни концов, простиралось Безвременье. Оно не было тьмой, ибо тьма есть лишь отсутствие света; оно было Ничто, абсолютная пустота, холодная и безмолвная, в которой даже эхо собственного бытия не могло найти отражения. В этой бесконечной неподвижности не существовало ни верха, ни низа, ни прошлого, ни будущего. Был только застывший, вечный миг небытия.
И в этом Ничто, из самой его сути, родилось Первое. Оно было подобно Искре, но не той, что высекают из камня, а той, что вспыхивает как мысль в разуме, которого еще не существует. Эта Искра была огнем, порывом, неутолимым стремлением. Она была Ищущим Пламенем, Первым Импульсом. Она несла в себе волю к движению, к изменению, к заполнению пустоты. Она металась в холодной вечности, одинокая, но не отчаявшаяся, ибо не знала ничего, кроме своего собственного горения, своего неукротимого желания найти то, чего ей недоставало. Она была вопросом, заданным в абсолютной тишине.
А затем, словно ответ на этот беззвучный крик, проявилось Второе. Оно не вспыхнуло, а сгустилось, подобно тому, как туман собирается над неподвижной водой. Оно было Искрой иного рода – глубокой, всеобъемлющей, спокойной. Она была Безмолвной Глубью, Первой Возможностью. В ней таился потенциал всех форм, всех смыслов, всех жизней, которые могли бы быть. Она не двигалась, но притягивала; не говорила, но обещала. Она была молчанием, в котором содержались все ответы.
И они увидели друг друга сквозь безмерные пространства Ничто. Не глазами, которых не было, но самой своей сущностью. Ищущее Пламя устремилось к Безмолвной Глуби, и его порыв был не грубым вторжением, а благоговейным приближением. Безмолвная Глубь не отступила, но раскрылась навстречу, принимая неукротимый огонь в свои тихие объятия.
Их слияние не было взрывом, разрывающим пустоту. Оно было актом творения столь же тихим и глубоким, как само Безвременье, которое они наполняли смыслом. В этот миг безмолвного диалога, когда воля встретилась с возможностью, а порыв – с принятием, они заключили Великий Завет. Не словами, высеченными на камне, но вибрацией, пронзившей самую ткань бытия. Завет был прост и безмерно сложен. Он состоял из трех нерушимых принципов, трех столпов, на которых отныне будет стоять всё.
Первый принцип гласил: Жить. Создать мир, который будет дышать, двигаться, меняться. Мир, где стазис Ничто уступит место вечному потоку становления. Мир, который будет произрастать из самого себя, стремясь к полноте и совершенству.
Второй принцип гласил: Бороться. Ибо жизнь без преодоления – лишь тень самой себя. Мир должен познать испытания, должен научиться защищать свои границы, исцелять свои раны и противостоять тому, что грозит ему угасанием. В борьбе рождается сила, в преодолении – мудрость.
И третий, самый сокровенный принцип, гласил: Помнить. Нести в каждой своей частице память о Первом Импульсе и Первой Возможности. Сохранить изначальный замысел, передавая его из поколения в поколение, от одной формы к другой. Ибо мир, забывший свои истоки, обречен вновь обратиться в Ничто.
Жить, Бороться, Помнить.
И как только Завет был заключен, их слияние породило Первую Дрожь. Пустота всколыхнулась. Из точки их единения хлынул первозданный свет, не слепящий, а творящий. Он не рассеивал тьму, он превращал Ничто в Нечто. Возник вихрь, туманность из чистой энергии и неоформленной материи, хаотичный, бурлящий котел, в котором смешались все будущие цвета, звуки и формы. Это был Первозданный Океан, теплый и полный жизни, но еще не знающий ни берегов, ни течений.
Долгое время, которое еще не научились измерять, этот хаос бушевал. Энергии сталкивались, рождая и тут же уничтожая мимолетные структуры. Потоки света и тепла проносились сквозь клубящуюся мглу, не находя опоры. Мир был живым, но слепым и бесцельным. Он исполнил первую часть Завета – он жил, но не мог ни бороться, ни помнить.
