Ледяной ветер, пахнущий озоном и вековой пылью, выл в разбитых глазницах небоскребов. Он был единственным певцом в этом мертвом хоре из бетона и стали, единственным, кто еще помнил, что такое движение. Я же был всего лишь слушателем, призраком, скользящим по савану из радиоактивного снега, что укрывал проспект Забвения. Мои аудиорецепторы, настроенные на сверхчувствительный диапазон, отфильтровывали его плач, выискивая иной звук – прерывистое, шаркающее стаккато, которое выдавало присутствие Мордов.
Тишина. Только мое собственное дыхание, ровное и холодное, оцифрованное и поданное в легкие идеальной порцией обогащенной кислородом смеси. Мой внутренний хронометр отсчитывал секунды с безразличной точностью. Сердце – усиленный титановыми клапанами насос – гнало по венам синтетическую кровь, не знающую усталости. Я был совершенен. Я был оружием, выкованным в горниле Старого Мира, чтобы выжить в агонии нового. Каждый имплант, от оптического модуля, рисующего на сетчатке тактические схемы, до миомеровых волокон в мышцах, превращающих меня в машину для убийства, был свидетельством триумфа человеческого гения над хаосом. Так я думал. Так мне вдолбили.
Снег скрипнул под армированным ботинком. Не мой скрип. В ста метрах, за ржавым остовом городского автобуса. Интерфейс моего зрения мгновенно выделил тепловую сигнатуру – искаженную, прерывистую, как у существа, чья температура тела постоянно колебалась между лихорадочным жаром и трупным холодом. Морд. Одиночка. Легкая добыча.
Я не двинулся с места, позволяя тактическому процессору рассчитать траекторию и вероятность успеха. Девяносто восемь целых и семь десятых процента. Моно-молекулярный клинок, скрытый в предплечье, был готов выскользнуть по первой же нейронной команде. Моя вера в технологию была абсолютной, высеченной из кремния и стали. Она была моим богом, а я – ее верным паладином в этой проклятой пустыне. Я помнил, как лежал в руинах полевого госпиталя, когда Мор накрыл наши казармы. Помнил смрад разложения и крики тех, кто не был «улучшен». Их плоть предала их. Моя же, укрепленная и перестроенная, спасла меня. Она была моим щитом.
Я начал сближение, двигаясь с бесшумной грацией хищника. Снег не скрипел, ветер маскировал мои шаги. Пятьдесят метров. Тридцать. Вот он. Морд стоял ко мне спиной, дергаясь всем телом, будто под кожей у него плясали разряды тока. Он что-то делал – склонился над замерзшим трупом в старой гражданской одежде. Не ел. Он ковырял шею мертвеца чем-то острым.
И тут мой оптический интерфейс моргнул.
На долю секунды сетчатку залил белый шум, помехи, сквозь которые проступили строки бинарного кода. 01101110… 01101111… Я встряхнул головой. Сбой питания. На морозе батареи иногда шалят. Нужно будет провести диагностику, как только вернусь в убежище. Игнорировать. Сосредоточиться на цели.
Морд резко обернулся, словно услышал не мои шаги, а треск помех в моей голове. Его лицо было чудовищной пародией на человеческое. Кожа стянута и пергаментно-желта, глаза – два выцветших, пустых озера. Но не это меня поразило. Из его левой глазницы торчал пучок оптоволоконных кабелей, они подрагивали и тускло светились синим. А рука, которой он терзал труп, заканчивалась не пальцами, а тремя ржавыми хирургическими скальпелями – грубый, кустарный имплант.
Он был таким же, как я. Улучшенным.
В груди что-то похолодело, и это был не мороз. Тактический процессор выдал предупреждение: «Неопознанная модификация. Уровень угрозы повышен». Я усмехнулся про себя. Какая разница? Мусор есть мусор, неважно, из плоти он или из ржавого металла.
Я ринулся вперед. Миомеры напряглись, превращая десять метров в один прыжок. Клинок выскользнул из руки с хищным шепотом. Морд издал не крик, а скрежет, похожий на звук модема, подключающегося к несуществующей сети. Он отпрыгнул с неестественной скоростью, его скальпели оставили в воздухе три серебристых росчерка. Я уклонился, но один из них все же чиркнул по моему кирасирскому нагруднику, оставив глубокую царапину. Сигнал о нарушении целостности брони пискнул в ушах.
