Центры старинных городов – это салоны,
Меблированные антиквариатом зданий,
Когда-то восходили здесь на троны,
Записывали предыстории сказанья.
Самыми великолепными салонами старинных городов были и остаются площади. Дворец, храм и колоннада – своего рода декорация стен, посредине которого пульсирует водной лилией фонтан – сердце площади, осыпая все вокруг сверкающим бисером брызг. В ясный день, под солнцем, в окружении кордебалета облаков, площадь делается великолепнее Рафаэлевых полотен, а если же ко всему она выходит на набережную реки, озера или моря, тогда и не всякий зал Зимнего дворца или Версаля может сравниться с завораживающим очарованием такой площади-салона, глядящейся в водное зеркало.
Юная особа, – неужели сошедшая с полотна Лукаса Кранаха Старшего?! – с простыми и ясными чертами открытого лица, по-детски припухлого, с затянутыми в тяжелый узел на затылке светло-ржаными волосами, в белой майке, широкой льняной юбке в цвет волос, с тощим рюкзачишком за спиной, и сандалиях цвета древесной коры, шагала по улочке, напевая модный мотив: «И сад мой пенится сиренью», когда до ее слуха долетели звуки иных времен. Времен померкшей позолоты, витиеватых кружев, расписных вееров, кринолинов и бархаток с хрустальной каплею на шее. На что же они похожи, кринолины? На перевернутые чашечки колокольчиков, тюльпанов, парашютов?
Девушка ринулась в поток музыки, долетающей из улочки, которая впадала в площадь. За живой стеной людских спин были видны мелькающие пары танцующих: дам в пышных платьях, кавалеров в кителях и фраках. Она просочилась сквозь стену спин и вышла на площадь.
Примерно двенадцать пар плели кружево танца: две пары соединяли руки в центре, и танцевальным шагом двигались каруселью в одну сторону, сделав круг, меняли руки и устремлялись в обратную, разбивали круг и кружились друг вокруг друга, меняя партнеров и чередуя руки, подаваемые в вихре кружения. Сдвинувшись на одну пару вперед, повторяли цикл. Это была живая симметрия, пришедшая в движение, круглая кружевная скатерть, одушевленное золотое сечение, простое и гениальное волшебство прядения гармонии в её геометрическом воплощении. И всё это точно под музыку. Да какую музыку! Как само кружево танца, легкую, размеренную, изысканную. Музыка окрыляла, переносила в иные времена и измеренья, в мир Анжелики и короля, дворцов, салонов, Трианона. А ещё кружили голову платья из удивительных, забытых, но тут же воскресших в памяти, тканей: парчи, набивного муара, и, конечно, царя всему – невесомого, летящего шелка шепчущих полутонов и атласно-шампанского блеска. Конечно, немного провинциальные эти наряды, но в этом своя прелесть! С шелковыми кружевами и оборками, взлетающими под музыку. Правда, одна мадам танцевала в спортивном костюме, и это кололо глаза. Но разве червоточина – не признак здорового яблока?
– Как им это удаётся?! – раздавались восхищенные возгласы в толпе.
– Такой узор!
– Как можно выстроить такой узор?
– Да еще так быстро?! Легко и просто?!!
Девушка, завороженная чудом, представшим на блюдечке площади, была захвачена им, исчезли чувства, мысли, а был только восторг, восторг – до изнеможения. И, слыша возгласы вокруг, давалась диву: ба! да мысли мои гуляют в толпе и подают голоса. Рассмеялась тому тихим, воркующим смехом, озарившим её лицо мягким светом, а глаза засияли, как росинки на зеленой траве.
Танец закончился; по площади, со странным названием Лёгкие, порывом ветра прокатился шелест аплодисментов. Один из танцевавших, смуглый брюнет довольно высокого роста, заговорил в микрофон, прикрепленный на лацкане.
