Будучи нескладной и вечно неугомонной девчонкой, я как-то умудрилась стать носителем огромной силы. Перешедшей ко мне от бабушки, матери моего отца. Эта сила свалилась на меня как проклятие, и, разумеется, никто не дал мне инструкции, как с этим быть. Управлять? Да что там! Я не знала, что делать
с этой магией, и к чему бы я ни прикасалась, всегда обжигалась.
– Господи, боже мой! – громко, на весь дом, причитала мать, бросая взгляд в небо, как будто тот мог ей помочь. – Эта старая ведьма и после смерти меня донимает! Ненавижу её! Мама била кулаком по столу, и в её глазах полыхала та же ярость, что и в её словах. – Ты же помнишь, Улька, как она при твоём отце оскорбляла меня, унижала? Да и после его смерти тоже! Я думала: всё, кончено, отмучилась наконец-то – и я,
и она. Проводила её как положено в последний путь, по всем обычаям, а она даже из могилы ухитрилась всё испортить!
Мама кипела, когда я рассказывала ей о снах и видениях, которые приходили ко мне ночами и сбывались с пугающей точностью.
– Нет, Улька, не будет по её воле! Теперь всё будет по-моему. Я выбью из тебя эту магическую дурь, как гвоздь из стены! Одной ведьмы в жизни хватило за глаза.
Вот так начался мой личный ад. Мама была женщина суровая и терпеть разговоры о магии не могла. За любой намёк на сны или за попытку понять их, меня наказывали. Даже телевизионные передачи о сверхъестественном приводили её в ярость. Однажды она взяла меня за руку, будто я была несмышлённой, хотя мне уже было четырнадцать, и отвела в церковь. Обряд крещения, святой водой по лбу, и вперёд. «Всё. Теперь —
к богу! Заявила она» И с того дня мне пришлось проводить свои дни там, в тишине, среди холодных каменных стен, словно это могло каким-то образом очистить меня.
Я начинала бояться её. Этот страх был не тем, что ты чувствуешь перед чудовищем, которое готово наброситься из кустов, а страхом постоянным, подтачивающим нервы. Когда мама начинала ругаться, у меня закладывало уши. Голос её становился гулким, сердце прыгало, как бешеная лошадь, которую не могут остановить. Ком подступал к горлу, воздух сгущался. И чем больше я боялась, тем сильнее был её гнев.
– «Хватит, Улька, хватит прикидываться больной! Ты не больна, ты просто ленивая и упрямая» – говорила она, запирая меня в комнате.
Но что бы она ни делала, магия оставалась. Она росла во мне, не заботясь о том, что творится вокруг. Как трава, пробивающаяся сквозь камни. Мать могла запретить мне думать
о магии, говорить о ней, но не могла уничтожить её. Сила была упрямее всех её запретов и преград, как сорняк, который
не вырвать и не уничтожить.
И когда мама встретила отчима, я впервые за долгое время позволила себе чуть выдохнуть. Это было не облегчение, нет – скорее затишье перед бурей, но всё же. Под шумок я потихоньку начала помогать людям, хотя сама не верила, что это сойдёт мне с рук. Я исцеляла их, решала их проблемы, вытаскивала из беды – магией, конечно. То, что привело бы мать в ярость, для меня стало своего рода личной местью. Её угрозы всё ещё висели надо мной, как Домоклов меч, но я чувствовала, что это мой путь. Я впервые поняла, что этот дар – не проклятие, а что-то большее. Важное.
Тогда я и решила: не буду убивать в себе эту силу. Пусть хоть молнии с неба, хоть сама смерть на пораоге – я буду беречь её, развивать. Смех да и только: я тогда ещё и понятия не имела, что могла бы использовать этот дар для себя. Да и откуда мне было это знать? Я ведь тогда была всего лишь ребёнком. Дышалось легко – значит, здорова, а что там с сердцем или
