Всё произошло неожиданно, словно станция сама решила вмешаться в ход экспедиции и разрушить хрупкий мир исследователей. В тот самый миг, когда Ирина Соловей, руководитель группы учёных, и Эмма Робинсон, командир десанта, вместе с двумя бойцами исчезли во внутреннем периметре, у остальных участников на обшивке корабля невольно заныло сердце. Проход, через который они вошли, сомкнулся со зловещей неизбежностью, древний механизм защёлкнулся.
Над металлической поверхностью станции повисла давящая тишина. Слушая собственное дыхание в шлемах, люди ощущали, как в груди сжимается паника. Кто-то мимолётно взглянул в пустоту космоса, словно ища помощь у звёзд, но там царило безразличное молчание. Лишь тревожные сигналы аварийных датчиков да еле чувствовавшаяся вибрация далёких энергетических контуров станции напоминали о том, что она не мертва, а как будто дышит – почти живым, холодным ритмом.
Заместитель Соловей взял на себя инициативу. Его голос, обычно спокойный и размеренный, сейчас звучал прерывисто, выдавая внутреннее напряжение.
– Десантники! Надо открыть этот проклятый люк, – почти прокричал академик Лунев. – Сделайте, что угодно, хоть взорвите его, лишь бы вернуть наших людей!
Его крик прозвучал отчаянно, и, казалось, на мгновение воцарилась заминка, прежде чем все пришли в движение. Десантники, привыкшие действовать по чётким инструкциям, принялись искать знакомые символы на корпусе станции. Внешне он был похож на инопланетную мозаику из металла и света: то тут, то там виднелись узоры и знаки, которые раньше использовала Эмма для открытия внешней переборки. Но теперь волшебство будто развеялось – вход не открывался.
Несколько бойцов в скафандрах, следуя приказу Лунева, начали методично нажимать на рельефные символы, потом топтать их тяжёлыми ботинками, надеясь, что от этого снова активируется скрытый механизм. Один из десантников присел на корточки, ударял металлическим прикладом по выемке, похожей на панель управления. Каждый удар гулко отзывался, разносясь по обшивке, но никакого результата не приносил.
– Держитесь, ребята, держитесь! – приказывал Лунев, стараясь перекричать шум внутренних переговоров. – Мы должны успеть, пока внутри не стало ещё опаснее!
Он понимал, что время на исходе, но не имел понятия, какие именно процессы могли начаться, когда его начальница и командир десанта исчезли за переборкой. Отчаянные попытки взломать дверь превращались в хаотические удары по металлу и нарастающий шквал голосов по радиоканалу. Каждый чувствовал, как паника накатывает волной, грозя поглотить оставшихся, но отчаянно пытался подавить её, цепляясь за действие, хотя бы безуспешное.
Вскоре суета стихла – люди с трудом переводили дыхание, осознав, что их усилия бесполезны. Механизм не поддавался никакому давлению.
Тогда один из бойцов, охваченный паникой, решил применить крайний метод – выстрелить в символ. Он был готов нажать на спусковой крючок, чтобы разрушить этот проклятый барьер любой ценой. Атмосфера среди оставшихся на обшивке накалилась до предела: у каждого на плечах лежало бремя страха за судьбу друзей, затерявшихся в недрах станции, а беспомощность перед непонятной и подавляющей силой застывала в груди, как удушливый ком.
– Отставить панику! – громко скомандовала заместитель командующей десантом, полковник Бернс. Прежде чем прогремел выстрел, он вынырнул из-за спин бойцов и с неожиданной силой толкнул ствол в сторону, заставляя бойца промахнуться. Лазерная вспышка скользнула мимо целевого символа, лишь задев обшивку станции.
На какое-то мгновение все замерли под жёстким взглядом полковника – мощного офицера с каменным лицом – общий хаос начал уступать место дисциплине. Бернс обратился к десанту.
