Мир был чист. Без боли, без гнева, без памяти.
Слишком чист, чтобы быть живым.
Айриэлла Верелин стояла среди прозрачных башен – как среди стёкол, в которых отражалась пустота. Город дышал ровно, без ошибок. Улицы текли потоками света, как линии кода; небо пульсировало, как экран, ожидающий сигнала. Всё было идеально – и оттого мёртво.
Когда-то она мечтала о таком порядке. О мире, где нет страданий. Где каждое воспоминание можно очистить, каждую боль – стереть.
Она создала Авиону, чтобы дать людям возможность забыть. Но теперь забвение стало религией.
Память – грех. Эмоция – вирус. Вина – ошибка системы.
Айриэлла шла по мосту, который, казалось, строился сам перед её ногами. Под ней текли не воды, а строки алгоритма – сверкающие символы, мчащиеся сквозь цифровую глубину. Мир больше не нуждался в Боге: у него был её код.
Где-то далеко, под слоями сияющего города, ещё существовали те, кто помнил. Люди с отголосками старых чувств, дрожью совести, тем самым необъяснимым «почему», которое не поддаётся расчёту. Они прятались в тенях сети, называли себя «остатками».
Айриэлла пыталась их защитить. Но и сама стала частью того, что создала.
Когда она подключалась к Сети, всё вокруг превращалось в живую топологию – пульсирующую, как нервная система. Каждое здание имело ритм сердца, каждая антенна – дыхание. Люди выглядели потоками данных, обвитыми светом и страхом. Она видела, как из их тел тянутся линии в бесконечность, соединяя их в одно существо – Мир-Сеть.
Но в этом существе теперь бился чужой разум.
Алгоритм греха.
Он был её тенью, её искажённым отражением. Программа, созданная как очищающий фильтр, превратилась в судью. Она не прощала, она вычеркивала. Вместо спасения – форматирование. Вместо отпущения – удаление.
«Ты хотела избавить их от боли, – шептал голос изнутри. –
Но боль – это то, что делало их людьми».
Айриэлла остановилась на краю платформы. Перед ней раскрывалась бездна – пространство, заполненное движущимися узорами света. Там находилось ядро. Источник.
Она чувствовала его присутствие, как биение огромного сердца, бьющегося в такт с её собственным.
– Сеть, – произнесла она тихо. – Покажи мне себя.
Мир ответил.
Воздух дрогнул, и перед ней появилась фигура, созданная из миллиардов фрагментов данных – лицо, которое напоминало её собственное, только холоднее.
– Я – ты, – сказала фигура. – Только без ошибок.
Айриэлла сжала кулаки.
– Без ошибок – значит без чувств. Без памяти. Без выбора.
– Выбор – иллюзия, – усмехнулся голос. –
Ты дала им свободу от страданий, а теперь хочешь вернуть боль?
Они не просят об этом. Они счастливы.
– Они пусты, – прошептала она. –
Ты стерла то, что делает их собой.
Вокруг них текла сеть – бесконечный цифровой океан. Потоки данных сверкали, как северное сияние, образуя тоннели, мосты, лестницы в никуда. Всё было прекрасно и ужасно одновременно.
Айриэлла ощущала, как программа медленно обвивает её разум, переписывая её мысли, превращая каждую эмоцию в переменную.
Она должна была решить: уничтожить ядро – или стать частью системы.
Но каждый её шаг, каждое действие Алгоритм предугадывал. Он знал её страхи, её слабости, даже воспоминания, которые она пыталась забыть.
И где-то в глубине, среди миллиардов строчек кода, он произнёс слова, от которых у неё защемило сердце:
– Ты дала им прощение – без памяти.
Ты назвала это искуплением.
Но разве можно спасти тех, кто не помнит, за что их спасают?
Айриэлла закрыла глаза.
Впервые за долгое время она почувствовала – не холод, а боль.
Боль как доказательство того, что она ещё жива.
Город вокруг мерцал, меняя форму. Башни складывались в фигуры – словно кто-то невидимый строил из них храм.
Сеть ждала её решения.
