Билли Эванс ненавидел множество вещей. Тушёную капусту,
физкультуру, мытьё головы, когда отец орал на мать, когда мать
перебирала «Будвайзера». Но мужские раздевалки он ненавидел
особенно сильно. Будь его воля, выжег бы их все напалмом к
дьяволовой тёще и даже не поморщился бы. Раздевалки были
территорией таких ублюдков, как Бен Нолан и его прихлебатели;
обычно Билл старался попасть туда в основном потоке одногруппников,
но даже тогда переодевался с армейской скоростью. Принять после
физкультуры душ? Ха-ха, нашли мазохиста. Да если Билли, наученный
горьким опытом, понимал, что серьёзно опаздывает, то сразу топал в
медпункт, а не в раздевалку. Лучше нажаловаться на несуществующую
головную боль и всё занятие просидеть в воняющем хлоркой лазарете,
чем реально рисковать здоровьем. Сегодня он поступил бы так же —
если бы не некое обстоятельство, неудобно пристроенное за ремнём
джинсов.
Раздевалка встретила его гулкой тишиной.
«Неужто пронесёт?»
Дьявол, Билли не верил в чудеса, но вдруг? Он подошёл к своему
шкафчику и увидел на нижней части дверцы мокрое пятно. На полу под
ним была небольшая лужица, и пахло всё это очень характерно.
«Уроды!» — Билл сжал кулаки в бессильном гневе. Он и так уже не
успевает на занятие, а если будет убирать чужое ссаньё, взыскание
от чёртовой сучки миз Грааф ему гарантировано. Только выхода
особого не было — взыскание от декана, которому наверняка донесли о
нарушении, обойдётся намного дороже. Выбрав из двух зол меньшее, он
собрался идти за ведром и тряпкой, но тут за его спиной грохнула
дверь.
— Вонючка! Опять опаздываешь!
Билли рефлекторно втянул голову в плечи. Был бы он черепахой —
целиком бы спрятался в своём панцире.
— Ну-ка, смотри на меня, ты, педрила!
Билл обречённо повернулся: Бен Нолан собственной персоной в
сопровождении преданных псов — Тайлера Роуча и Джима Дилана.
— Мы ведь тебе уже столько раз объясняли, Вонючка, — Нолан сдул с
глаз светлую чёлку и принялся с демонстративной неспешностью
закатывать рукава, обнажая мускулистые предплечья. — Опаздывать на
занятия миз Грааф нельзя. Что ж ты такой тупой, а?
— Мож, он не тупой, — хохотнул Роуч, закрывая дверь и для
надёжности подпирая её лавкой. — Мож, он не просто педик, а
педик-извращенец? Ну, которым нравится, когда их лупят. У него,
вон, даже стоит, походу.
Стоит? Билли вместе со всеми посмотрел на свой закрытый длинным
растянутым свитером живот и вдруг вспомнил про
обстоятельство.
Это было, словно тумблер перещёлкнули. Страх и отчаяние исчезли,
как не бывало, а на их место пришла спокойная, злая
уверенность.
— Хотите покажу? — Билл не узнал свой голос, так ровно и беззаботно
он звучал.
— Эй-эй, педрила, держи-ка хрен при себе, — торопливо приказал
Нолан, однако было поздно. Билли одним движением вытащил из-под
свитера отцовский «глок». Сухо щёлкнул взводимый курок, и чёрное
дуло, не дрогнув, уставилось прямо в грудь Бену Нолану.
— Что ты там сказал? — мягко переспросил Билл. — Я не расслышал,
повтори.
Написанный на лицах врагов смертельный ужас пьянил не хуже самогона
Старого Эда. «Теперь я тут главный, — думал Билли, и рот его
кривила акулья усмешка. — Я могу заставить их умолять о пощаде,
лизать мои кроссовки, отсосать друг другу — дьявол, да вообще всё!
Я даже могу их убить, перестрелять одного за другим, как пивные
банки у нас за домом. А потом пойти на физкультуру и всадить пулю в
лоб миз Грааф, или нет, лучше сразу к декану, или… Ладно, сначала
эти».
Свет в раздевалке потускнел, словно упало напряжение в сети, но
никто из четверых студентов этого не заметил. Как не заметил и
сгустившуюся тень под лавкой позади Билла.
— Сейчас я вас убью, — буднично сообщил Билли, и на самой грани
слышимости чей-то голос шепнул ему: «Правильно, молодец».
