Глава 1: Шепот из забытых могил
Рассвет лениво перекатывался через зазубренные вершины Баварских Альп, окрашивая восточный склон долины в нежные персиковые тона. Деревня Оберталь, приютившаяся в глубокой лощине, еще нежилась в прохладной утренней тени. Воздух был кристально чист, напоен ароматами влажной хвои, прелой листвы и далекого, едва уловимого запаха свежеиспеченного хлеба, доносившегося, должно быть, из единственной на всю округу пекарни фрау Штайнер.
Первым нарушил утреннюю тишину далекий, мелодичный перезвон – это Ганс, старый пастух с обветренным, словно высеченным из альпийского гранита лицом, гнал своих коров на высокогорные пастбища. Его низкий, гортанный покрик, которым он понукал неторопливых буренок, мягко растворялся в утренней дымке, не нарушая, а скорее подчеркивая всеобъемлющую тишину. Коровы, лениво помахивая хвостами, ступали по росистой траве, оставляя за собой темные, влажные следы. Их колокольчики, каждый со своим, особым голосом, сплетались в незамысловатую, убаюкивающую мелодию, которая была таким же неотъемлемым атрибутом Оберталя, как и остроконечная крыша старинной кирхи Святого Флориана, гордо возвышавшаяся над дюжиной почерневших от времени фермерских домов.
Из трубы одного из домов, прилепившегося к склону горы, как ласточкино гнездо, потянулась тонкая струйка сизого дыма. Это фрау Мюллер, вдова местного лесничего, уже растопила печь. На ее подоконнике, выходящем в маленький, ухоженный садик, цвели герани, словно капли крови на фоне серого камня. Она вышла на крыльцо, повязав голову цветастым платком, и окинула взглядом пробуждающуюся долину. Солнце как раз коснулось крыши ее дома, и первые лучи заиграли на резных ставнях. Фрау Мюллер глубоко вдохнула свежий воздух, улыбнулась чему-то своему и скрылась в доме. Через мгновение из открытого окна полился аромат свежесваренного кофе, смешиваясь с запахом цветущих яблонь.
Деревня была крошечной, всего одна извилистая улочка, мощеная крупным булыжником, да несколько тропинок, разбегающихся по склонам. Дома, с их массивными деревянными балконами, украшенными незатейливой резьбой и цветочными ящиками, казались игрушечными на фоне величественных, поросших темным лесом гор, которые со всех сторон обступали Оберталь, словно молчаливые стражи. Эти горы были и благословением, и проклятием деревни. Они дарили ей защиту от суровых ветров и невероятную, почти первозданную красоту, но они же и отрезали ее от остального мира, делая жизнь здесь уединенной, почти отшельнической. Ближайший город находился в двух часах езды по узкому, петляющему серпантину, и редкий житель Оберталя выбирался туда без особой надобности. Жизнь текла здесь по своим, веками установленным законам, неспешно и размеренно, как воды горной речушки, что брала свое начало где-то высоко на ледниках и несла свои холодные воды мимо деревни, дальше, в неведомые дали.
Аромат свежесваренного кофе и цветущих яблонь, эта нежная симфония домашнего уюта, еще витал в воздухе у открытого окна фрау Мюллер, когда мир раскололся.
Не было ни грохота взрыва, ни ослепительной вспышки, предвещающей катастрофу. Вместо этого мелодичный перезвон коровьих колокольчиков, доносившийся с альпийских лугов, где Ганс пас своих буренок, оборвался на пронзительной, дребезжащей ноте, словно кто-то с нечеловеческой силой ударил по натянутой до предела струне, и та лопнула с отвратительным, режущим слух визгом. Сразу за этим последовал звук, который невозможно было соотнести ни с чем, ранее слышанным в этих мирных, благословенных горах: это был влажный, чавкающий хруст, перемежающийся с низким, утробным бульканьем, от которого кровь стыла в жилах и волосы на затылке вставали дыбом.
