Я уже привычно, почти без волнения, вышла на нашу маленькую
сцену и пожелала гостям доброго вечера, заодно проверив микрофон. А
потом зачем-то осмотрела зал и увидела Его. Тысяча одалисок!
Зарекалась же это делать! Как теперь петь, если руки, голос да и
всё тело дрожат, как в лихорадке?
Он сидел на своём обычном месте, на мягком стуле в углу, через три
столика от сцены, и, как всегда, пожирал меня глазами. Впрочем, не
всегда - последние три дня Он отсутствовал, оттого я и расслабилась
так, что стала осматривать посетителей. Всё это время, что Он не
приходил в клуб, я отчаянно гнала от себя чувство одиночества,
пустоты, потери... Глупости! Сдался мне этот докучливый
мальчишка!
Конечно, внешне Он на мальчика отнюдь не похож: высокий, статный и
лицо такое серьёзное... но я-то знала, что Он всего на три года
старше меня, а это весьма незначительная разница, и себя я
воспринимала как сущую девчонку, несмотря на то, что мама считает
меня чуть ли не старой девой... 23 - это, по её меркам, слишком
много для незамужней девушки.
Гаяр сидел смирно, время от времени делая глоток напитка, что стоял
перед ним на столе (правда, выглядело это довольно механистично,
словно Он не живой человек, а робот), и не пытался приблизиться к
сцене, чтобы заговорить со мной. Наверное, мой начальник Хасан
запретил Ему, под угрозой исключения из членов клуба.
Я долго пила воду, откашливалась и брала несколько нот мимо
микрофона, чтобы удостовериться, что не сфальшивлю. Голос дрожал и
взбрыкивал. Меня волновало присутствие Гаяра - теперь сильнее, чем
прежде. Увидев сегодня его в зале, я поняла, что он не
отступился... и, наверное, уже не отступится. А я на это надеялась.
Точнее, не я, а какая-то благоразумная часть меня, для которой
важны самоуважение, благочестие, репутация... Признаю, мне было
грустно... немножко, зато я успокоилась и могла выступать,
используя всю силу своего голоса. Правда, Хасан сказал, что я
звучу... слишком печально, а джентельмены этого не любят. Надо
разбавлять минорные ноты мажорными и улыбаться почаще.
- Никто не видит мою улыбку, - напомнила я ему.
- Зато слышат! - возразил Хасан и красноречиво щёлкнул
пальцами.
Не думаю, что всем этим джентельменам есть дело до моей
тональности. Возможно, меня вообще никто никогда не слышал, кроме
Гаяра - зато уж он с лихвой возместил мне недостаток внимания от
посетителей.
Отработав первую часть программы, я удалилась со сцены в подсобку,
чтобы перевести дух и прийти в себя. В зале это сделать было
положительно невозможно. Как, скажите на милость, расслабить лицо,
горло, грудь, когда их прожигают взглядом? И даром, что я одета в
полностью закрытое платье и никаб - их будто бы нет для этих глаз.
Они сканируют, как рентген, сквозь ткань и украшения. Они ловят мой
взгляд и держат его в плену, отчего в голове не остаётся не только
ни одного слова - я забываю, как дышать.
Я села у зеркала, отстегнула часть никаба, закрывающую лицо,
глубоко вздохнула. Мои щёки были непривычно румяными, глаза
блестели, грудь часто вздымалась, а руки не находили покоя. Я
встала, походила по комнате туда-сюда, снова села. Отпила воды из
бутылки. А потом в дверь постучали, и она тут же щёлкнула,
открываясь. Я быстро отвернулась и поспешно пристегнула никаб
обратно.
- Госпожа, вам что-нибудь нужно? - спросил из-за спины голос
слуги.
Слава Всевышнему, это всего лишь Тарик! Я облегчённо вздохнула,
обернулась... и увидела Гаяра. Его лицо было полно какой-то
отчаянной решимости. Он прикрыл за собой дверь, в два шага
преодолел расстояние между нами и вдруг упал на колени:
- Лазиза! - назвал он меня сценическим псевдонимом. - Смилуйся надо
мной! Я теряю разум, я больше не могу выносить твоей холодности,
всех этих тайн... пожалуйста, поговори со мной, иначе я сойду с
ума! Клянусь, я потерял аппетит и сон и не знаю, что с этим
делать..!
