1
Все началось с девчонки.
В тот день я долго стоял за
стеклянной перегородкой и следил за тем, как незваную гостью
оперируют.
Вернее, делал вид.
Отцу нравилось думать, что я пойду по
его стопам, и я его не переубеждал — до поры до времени. Все
говорил себе, что однажды обязательно расскажу ему: врачом я не
стану. Когда-нибудь, только не сейчас. До выпускного еще два года,
до распределения — год, а это значит, что еще хотя бы двенадцать
месяцев я могу увиливать от разговоров и предложений
попрактиковаться или «просто посмотреть». С последним, правда,
выходило куда сложнее: то интересный случай, то любопытная
процедура, то увлекательная операция... Словно бы и не Лазарет, а
уличная мистерия. Но в этот раз все было по-другому.
В тот день я просто хотел взглянуть,
кто такая эта незнакомка. За широкими спинами ассистентов, которые
сновали туда-сюда вокруг операционного стола, под металлическими
клешнями, свисавшими с потолка, я успел рассмотреть немного. Только
капельки крови на светло-голубой простынке, прикрывавшей ее тело,
пряди темных волос, выбившихся из-под одноразовой шапочки, и ее
руку, тихо соскользнувшую с краешка стола. Отец улыбнулся мне
одними глазами, и уйти я не решился. Вместо этого я сделал вид, что
поглощен зрелищем. Стоял, уставившись на тонкие, почти прозрачные
пальцы незнакомой девушки, и не сводил глаз.
— Отличный шанс подзаработать баллов,
— сказал отец вечером.
Мы собрались за ужином вместе, вся
наша нехитрая семья: я, отец и Ева. Обычно отец не пускал Еву в
столовую, но она, все-таки пробравшись под стол, тихо жалась к моим
ногам, и я украдкой поглаживал ее чуть теплый, замшевый лоб. На еду
она не зарилась — она просто скучала в одиночестве.
Из кухонного блока выехала секция с
вечерними порциями: по несколько ложек тугого, глянцевого горошка,
квадратные бифштексы, белые булочки с усилителями вкуса, два
ломтика оранжеватого сыра и успокаивающий чай.
— Пострадала она сильно, но на
поправку пойдет быстро, — сказал отец, забирая свою тарелку с
подноса. — Думаю, дня через два снимем швы. Да и гипс тоже. Готов
немного поработать?
Работать я был готов всегда. Кому же
не нужны карманные баллы? Вот уже который месяц я проводил каждый
пятничный вечер, собирая ярко-желтые персики в одной из подземных
теплиц, но другой подработки было не достать, а платили мало. Я
ненавидел эту работу: в теплицах было душно, влажно, свет бил в
глаза, да еще и целая тонна земли над головой так и давила. Парень
из параллельного класса, которому тоже посчастливилось отхватить
подработку, бросал на меня быстрый, равнодушный взгляд, вкручивал в
уши затычки и приступал к делу. Так начинался каждый мой пятничный
вечер, и, работая вместе, мы могли бы подружиться. Могли бы, если
бы он не знал, чей я сын.
— Так я должен за ней следить? —
спросил я, без аппетита рассматривая свой скудный ужин и вспоминая
бессильную, полупрозрачную, почти детскую ручку, съехавшую с
операционного стола.
— Зачем же сразу следить, — отец
кашлянул, добавляя сказанному серьезности. — Ты поможешь ей влиться
в наше сообщество. Ассимилироваться. Покажешь город, поможешь с
уроками, познакомишь со своими друзьями в школе…
Я бы фыркнул, но вместо этого просто
отвернулся. С отцом я научился держать свое мнение при себе, и
теперь промолчать было тоже нетрудно.
Он обожал такие громкие, квадратные
слова, которые пришлись бы впору на главной площади, в
громкоговорителях, которые отдают в ушах металлическим эхом. В
нашей вычищенной до блеска столовой они звучали нелепо, но отец
этого не замечал.
Друзей у меня было немного. Если
признаться, их не было вообще, но отцу я, конечно, об этом никогда
не говорил. В основном потому, что причиной был он сам, но знать об
этом ему было совершенно ни к чему. Ведь изменить нечего — так
зачем лишний раз напрашиваться?
